Павлин, дурак, бежим скорей отсюда –
Ведь они тебя изловят… крылья отрежут… выдернут из хвоста перо –
И воткнут себе в зад, для украшения блуда,
И повесят твою отрубленную голову, вместо брегета, на ребро…
Прижимаю к груди!.. Бегу!.. Сверкающий хвост волочится.
Улица. Гарь. Машины. Выстрелы. Свистки. Гудки.
Я одна в мире богачка. Я владею Птицей.
Я изумруд, шпинель и сапфир, смеясь, держу, как орех, у щеки.
А ты, в соболях, что садишься в лимузин, задравши дебелую ногу,
Охотница до юных креветок и жареных молодых петушков!..
Ты, увешанная сгустками гранатовой крови, молящаяся ночами не Богу –
Оскалам наемников, что тебе на шубу стреляют лис и волков!
Стреляют куниц, горностаев, песцов для твоих чудовищных шапок,
Немыслимых, с лапками и хвостами, с кабошонами мертвых глаз…
О павлин, не когти!.. кровят впечатки впившихся лапок…
А жирная матрона глядит на меня, немой отдавая приказ.
И взводят курки.
И целят в меня.
“Отдай павлина, дура!
Я владею тобой! И всей грязной людской! И звездами! И зверьем!..”
Ну что, богачка. Твоя подачка. Твоя подначка. Не куры –
Не овцы в загоне – не свиньи в притоне – мы в звездном небе живем.
И я владычица. Я богиня. А ты лишь в шубе замарашка.
И тычется мордой в снег золотой бедняцкий твой лимузин.
И я тебе с неба в подарок сведу орла, и льва, и барашка,
А сейчас – возьми, не хнычь, вот тебе мой подарок – павлин.
Павлин!.. Клекочет!.. На небо хочет!.. Корми его отрубями.
Каждое утро палец себе отрубай и свежей кровью корми.
А я – по свободе дальше пойду, гремя кандалами, цепями,
Гремя бубенцом, погремушкой, колокольцем меж зверьми и людьми.
И ты замрешь, застынешь, княгиня, в толпе с изумрудной в кулаках птицей,
И глаза твои круглые заиндевеют, провожая мой легкий ход…
А я пойду, крылья раскинув, взметнув царский хохолок над Столицей,
И за плечами развернутый звездный хвост прожжет рубинами лед.
На этой земле Гефсиманского сада,
На этой земле – детям нету пощады.
Для них – за ежами тех проволок жгучих
Морозных бараков державные тучи.
Для них – трибуналов российская водка,
И пальцев – в рыданье! – стальная решетка,
Когда, головою воткнувшись в ладони,
Ребенок-старик – во приделе агоний,
На паперти горя, во храме безумья, –
И сжаты не зубы, а колья и зубья…
Для них – вечно шмоны, огни "Беломора"
Во тьме, зуботычки бывалого вора, –
А воля не скоро,
свобода – не скоро,
А очи слезятся от боли простора –
Как будто бы мать режет лук на дощечке,
И рыжие косы сестры – будто свечки,
Отцово ружье на стене не стреляет
И стопочку бабка тайком выпивает…
О как бы своим животом я закрыла
Таких малолеток! Как я б их любила –
Всей матерней плотью, всей зверьею шкурой,
Алмазной слезою, – о мы, бабы-дуры…
Им жарила б мясо – его не едали,
Им пела бы песни про горькие дали,
Срастила б им вывихи и переломы,
Засыпала б сахаром горечь оскомы
Тюремной… Ты плачешь, сыночек?..
Не надо…
…На этой земле – детям нету пощады.
В змеегорлой бутыли – слезный мускат
Разбитные щербатые девки нарасхват
Кто из рюмок недоумок
кто из кружек – хлобысь
Изо ртов девичьих втягивайте жизнь
Из губ-крыжовничин хлещите сласть
Все равно нам всем иродам пропасть
А ты зачем инок прибрел на Праздник Вина
Здесь с нами хохоча чокается пьяный Сатана
Ох да это ж племенной кудрявый толстоносый бык
Он веревкой хвоста вертит дерется как мужик
Еще вина тащите
спьяните вдрызг быка
На нем девчонка пляшет как лоза тонка
Он ее прободает
рогом одним
А я пляшу на столе меж бутылей пьяна в дым
Из Смит-и-Вессона стреляют – в бутылку попадут
А из корзины ветчину да арманьяк крадут
Бедные люди Пейте ешьте все
Несут вам Бога на блюде
во всей святой красе
А Бог – это такая священная еда
Она вас всех согреет в метель и холода
Глоток слепого грога
глинтвейна прихлеб
И нож тупого рога во похмельный целит лоб
Запихивайте в глотки мясо лук чеснок
Монахи да кокотки – а всяк одинок
Читать дальше