Елена Крюкова - Зимний Собор

Largo. Pianissimo
Ты упал лицом, мой милый, Все равно тебя не сдюжу,
В ковш тяжелых рук. Девка ты Любовь.
В грязь стола, как в чернь могилы, Водки ртутной злую стужу
Да щекою – в лук. Ставлю меж гробов.

Пахнет ржавая селедка Все сказал пророк Исайя,
Пищею царей. Пьяненький старик.
Для тебя ловили кротко Омочу ему слезами
Сети рыбарей. Я затылок, лик.

Что за бред ты напророчил?.. Мы пьяны с тобою оба…
На весь мир – орал?!.. Яблоками – лбы…
Будто сумасшедший кочет, Буду я тебе до гроба,
В крике – умирал?!.. Будто дрожь губы…

Поцелую и поглажу Будут вместе нас на фреске,
Череп лысый – медь. Милый, узнавать:
Все равно с тобой не слажу, Ты – с волосьями, как лески,
Ты, Старуха Смерть. Нищих плошек рать, –

И, губами чуть касаясь
Шрама на виске, –
Я, от счастия косая,
Водка в кулаке.

ЖИТИЕ МАГДАЛИНЫ

Жизнь – засохшая корка.
У смерти в плену
Я – старухой в опорках –
Себя вспомяну:
Вот к трюмо, будто камень,
Качусь тяжело,
Крашусь, крашусь веками, –
А время ушло.

Я, тяжелая баба.
Мой камень тяжел.
Летописца хотя бы!
Он – в Лету ушел…
Я – сама летописец
Своих лагерей.
Общежития крысьи
С крюками дверей.
Коммуналок столичных
Клопиный лимит.
“Эта?..” – “Знать, из приличных:
Не пьет, не дымит”.

Я троллейбус водила:
Что Главмежавтотранс!..
В мастерские ходила – пять рэ за сеанс.
Ярко сполохи тела
Дрань холстины прожгли…
Я в постель не хотела.
Баржой – волокли.
На столе – “Ркацители” –
Как свеча, поутру…
А художники пели,
Что я не умру.

Не морщинься ты, злое
Зеркалишко мое.
Жизнь – жесточе постоя,
Синей, чем белье.
Я сначала балдела:
Меня – нарасхват!..
Огрузняется тело.
Огрызается мат.
Рассыхается койка:
…Где – в Тамбове?.. Уфе?..
Вот я – посудомойка
В привокзальном кафэ.

Руки в трещинах соды.
Шея – в бусах потерь.
По бедняцкой я моде
Одеваюсь теперь:
Драп-дерюга от бабки,
Молевые унты,
На груди – лисьи лапки
Неземной красоты…

Вот такая я тетка!
Ни прибавь. Ни убавь.
Сколько жизни короткой.
Сколько глупых забав.
Сколько веры убитой.
И детей в детдомах,
Что по мне – позабытой –
Тонко плачут
впотьмах.

ДЕТСКИЙ ДОМ

Стоит в Сибири детский дом на мерзлоте железной.
Слепым от инея окном горит над зимней бездной.

Иглой мороза крепко сшит, кольцом печали схвачен,
Он уж давно детьми обжит – и смехом их, и плачем.

Светло, и скатерка чиста, и поровну всем супа…
А супница уже пуста, и в хлеб вонзают зубы…

Вон тот пошел из-за стола: добавки дать забыли!..
Его соседка привела, когда отца убили.

Смуглянка – мышкой ест и пьет и крошек не роняет.
Теперь никто ее не бьет, на снег не выгоняет.

Вот на закраине скамьи сидит мальчонка робкий…
Он был рожден в семье, в любви! Конфеты – из коробки!..

Пред ним казенные столы, из алюминья ложка…
Его в машине привезли – пожить совсем немножко.

А эта – словно в забытье уходит каждой жилкой…
Мать отказалась от нее, еще крича в родилке.

Они сидят, едят и пьют, они себя не знают –
Куда пришли и с чем уйдут, как пахнет печь родная.

И няньки в ночь под Новый Год в их катанки на счастье
Кладут, крестя дрожащий рот, в обертке жалкой сласти.

Ну что же, растопырь ладонь, дитя! И жизнь положит
В нее и сахар, и огонь, и страсть, и смерть, быть может.

Положит сребреников горсть, постелит на соломе –
И будешь ты у ней, как гость
На празднике в детдоме.

ЗОЛОТАЯ ЖАННА

Горький сполох тугого огня средь задымленного Парижа –
Золотая мышца коня, хвост сверкающий, медно-рыжий…
Жанна, милая! Холодно ль под вуалью дождей запрудных?
Под землей давно твой король спит чугунным сном непробудным.
Грудь твоя одета в броню: скорлупа тверда золотая…
Я овес твоему коню донесла в котоме с Валдая.
Героиня! Металл бровей! Средь чужого века – огарок
Древних, светлых, как соль, кровей!
Шпиль костра и зубчат, и жарок.
Пламя хлещет издалека – волчье-бешеное, крутое.
Крещена им на все века, ты сама назвалась – святою!
И с тех пор – все гудит костер! Красный снег, крутяся, сгорает!
О, без счета твоих сестер на твоей земле умирает!
За любовь. За правду. За хлеб, что собаки да свиньи съели.
И Спаситель от слез ослеп, слыша стон в огневой купели –
Бабий плач, вой надрывный, крик хриплогорлый – ножом по тучам:
Золотой искровянен лик, бьется тело в путах падучей!
Вот страданье женское! От резко рвущейся пуповины –
До костра, чей тяжелый плот прямо к небу чалит с повинной!