Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Нет неизменного начала,
Нет благодатного причала, –
Как зыблющийся мы песок,
Или ныряющий челнок.

Мы все – мгновенное ничто,
Земли смешное божество, –
Перо лебяжье в синеве,
Роса алмазная в траве.

И после всех метаморфоз, –
Шипы колючие без роз.
Нас всех незримая рука
Клубит, как эти облака!

Между роз над чашей круглой
Неустанно бьет фонтан.
Сидя с удочкою, смуглый
В воду смотрит мальчуган.
В воду смотрят олеандры,
Смотрит группа тополей,
Я смотрю с лицом Кассандры,
Словно вижу мавзолей.
Смотрят тучи тиховейно
В маслянистый синий глаз,
Сыплется алмаз с бассейна,
Радуги над ним экстаз.
Отраженный мир прекрасней,
Чем действительный, стократ,
Всё в нем стильней и прозрачней,
Всё тебе – любезный брат.
Тучи, липы, олеандры,
Даже лабиринт морщин,
Это – зыбкие меандры,
Это Ангельский уж чин.
Всё в искусстве – отраженье
Страшной яви, как во сне,
Цель всего – преображенье,
Слов узоры на канве.

Одно на куполе небесном
Ты, облачко, плывешь, одно, –
И появлением чудесным
Я поражен, гляжу в окно.
Одно, как лебедь с гибкой шеей,
Летишь ты на далекий юг,
Как чистый серафим с лилеей,
Бежавший от полярных вьюг.
Спустись на горную вершину,
Где я уж мысленно стою,
Спой человеческому сыну
Навеки баюшки­баю.
Ты соткано из слез, конечно,
Каких­нибудь печальных глаз,
И более ты быстротечно,
Чем стихотворческий экстаз.
Слети хотя бы на мгновенье,
Чтоб остудить мой жаркий лоб,
Чтоб мог, окончив песнопенье,
Я с верою улечься в гроб.

Над волнами реют альбатросы,
Белые безбрежности матросы,
Серафимы ледовитых стран,
Любящие вьюгу и буран.
Нет у Ангелов огромней крылий,
Нет в Эдеме белоснежней лилий,
Нет загадочнее круглых глаз, –
Дней творенья в них еще экстаз.
Что им бушеванье океана?
Нет для них блаженнее пеана,
Чем заламыванье сизых волн:
Рев морской – гармоний странных полн.
Тайн они наверное не знают,
Но зато без устали летают,
Как небес божественный символ, –
Волны, небо, тучи – их престол.
Черный глаз их видит душу моря,
Символ божества у них во взоре,
Нет для них тоски усталых звезд,
Нет стеснительных, печальных гнезд.

По временам я уж совсем не существую,
Как будто в темную преобразился тую,
Что чувствует лишь корни под собой
Да ветра завывающий гобой,
Качанье легкое ветвей,
Где гнездышко свил соловей.

Одни лишь корни в мраке что­то ощущают,
Когда в сосновые коконы проникают
И дух усопших тянут из гробов,
Чтоб выше всё зеленый рос покров,
Чтоб больше всё в нем было гнезд,
И всё грустней сиянье звезд.

Как хорошо беспечное ветвей зыбленье,
Совсем как вдохновенное стихотворенье,
И ликованье птичьих голосов,
Сопранных всё – без низменных басов,
Да окарин пернатых свист, –
В экстазе самый малый лист.

Душа наверное – лишившись оболочки –
Должна от радости дрожать, как все листочки,
Как яркие лучи блистать огнем,
Как солнца блик сверкать на всем живом.
Смотри, как много душ вокруг,
Ты скоро сам войдешь в их круг!

Мне Бог внушил высокое стремленье,
И ввысь растут мои стихотворенья,
Слагаясь из простейших русских слов, –
И в них бушует музыка валов.
Он мне разверз смежившиеся веки,
Чтоб я не успокоился навеки, –
И я творю без цели красоту,
Влюбленный в воплощения мечту.
Всё снова Он живит мои химеры,
Чтобы хоть луч остался чистой веры,
И в храм приводит рыбаря Петра,
Чтобы словесная не умерла игра.
Здесь вновь сижу я на скалистой круче
И созерцаю огненные тучи,
Встающие из синих недр морских,
И из меня струится синий стих.
И море, как лазоревое поле,
Сверкает подо мной, как чешуя,
И ран душевных уж не слышу боле,
И нет как будто жалкого меня!
Я лепечу и сладостно бушую,
И Ангелы со мною аллилуйю
Поют лазоревую у причала,
Сирены вторят грохотом кимвала.
Из облаков сияет Божий глаз,
И всё вокруг – молитвенный экстаз.

Что б мы ни мыслили о мире,
Мы – безнадежные нули,
И нет спасенья в звездном клире,
Хотя бы крылья отросли.

Там только дико воют сферы,
Несясь неведомо куда,
Нет рая там Христовой веры,
Нет даже Страшного Суда.