Николай Тарусский - Знак земли - Собрание стихотворений

В 1931 году легкость на подъем сыграет с ним злую шутку: «Литературная газета» печатает коллективный текст «Наша заявка» [10] Литературная газета. 1931. № 27, 20 мая. С. 3 , декларирующий восторженную готовность группы перевальцев отправиться на Ангарстрой с целью его воспеть (вряд ли нашего героя, подписавшего среди прочих этот текст, так уж привлекал пафос покорения природы – возможно, он намеревался быть тайным болельщиком стихий). Но «Перевал» в это время уже находится под ударом – и, отвергнув примиренческий жест, власть спускает свору сочувствующих [11] Справедливости ради стоит отметить, что уже печатание «Нашей заявки» было снабжено глумливым дополнением «от редакции»: «“Перевал” до сего времени избирал тактику отмалчивания. Теперь “Перевал” делает заявку о работе на Ангарстрое. Решает ли это вопрос о перестройке “Перевала”? Нет, не решает. Является ли это удовлетворительным ответом на предъявленные обвинения? Нет, не является» etc (Там же). . «“Перевал” продолжает маневрировать», – спохватывается «Литературная газета» [12] Литературная газета. 1931. № 29, 30 мая. С. 3. Под этим заглавием напечатано письмо в редакцию Ив. Катаева и предельно резкий ответ «Литературной газеты» . «Право, не следует из Ангаростроя <���так!> делать какой-то литературный Клондайк!» – поучает писателей в том же номере И. Гольдберг, сибиряк [13] Там же. Весь сюжет подробно разобран в работе: Золотарева Н. Их позвал Ангарстрой. Об одном малоизвестном событии из литературной жизни 30-х годов // Сибирь. 1972. № 4. С. 65–69. .

С этого времени публикациям Тарусского в периодике, и до той поры довольно редким (исключение – 1931 год, шесть стихотворений в «Новом мире»), приходит конец. В 1934 он напечатал очерк истории брянского завода «Красный профинтерн» [14] Тарусский Ник. Забастовка 1905 г. на Брянском заводе. Из истории завода «Красный профинтерн» // История заводов: Сб. Вып. восьмой. М., 1934. С. 108–119. Ср. в краткой анкете, заполненной Тарусским при перерегистрации членов секции советских историко-революционных писателей: – по всей вероятности, исключительно для заработка (я читал эту историю – вдохновиться ею трудно). Зато в следующем году выходит его книга стихов «Я плыву вверх по Вас-Югану» – то ли вышло неожиданное цензурное послабление, как неактивному экс-перевальцу, то ли решили, что про природу – можно.

Рецензии на второй сборник Тарусского объединяет интонация растерянности: с идеологической точки зрения осудить его, вероятно, было затруднительно, а иные ракурсы для критического взгляда становились год от года всё непривычнее:

«Знакомство со всей книгой убеждает в том, что в одномотношении Тарусский осуществил свою поэтическую программу: стихи его отличаются жизненной добротностью красок и слов. Ему абсолютно чужды красноречивость рассуждений, голая политическая декламация и риторика. Поэт идет от жизни, от ее предметногомира, от богатого так! своими подробностями и оттенками. Причем мир объективных и внешних явлений господствует над внутренним миром поэта. Все усилия поэта направлены к тому, чтобы найти и выразить все оттенки в их красках, звуках и запахах. Эпический элемент в стихах Тарусского несомненно сильнее лирического». Попутно отметив влияние Багрицкого, критик все-таки находит отправную точку для претензий, обращаясь за помощью к арсеналу волшебной сказки: «И все-таки, обладая указанными неоспоримыми поэтическими данными, Тарусский не овладел вполне секретом давать подлинную жизнь своему поэтическому слову. Вода, которую он нашел для своих слов-рыб, мертвая, а не живая. Она обладает способностью лишь составлять из разрозненных кусков впечатлений тело, но жизни в него не вселяет» [15] Волков А. Мертвая и живая вода // Литературная газета. 1935. № 57 (548), 15 окт. С. 3. .

Другой критик, сохраняя схожую видимость благосклонности («Книга Н. Тарусского … сразу выдвигает автора в ряд немногих молодых поэтов, почувствовавших настоящую лирическую интонацию нашей эпохи»), предостерегает автора от еще более сильного и вредоносного влияния: «Сознание своей роли в строительстве новой жизни вместе с четким реализмом показа этой жизни и составляет вехи “нового пути” Тарусского. На этом пути поэту предстоит еще преодоление многих трудностей, борьба со многими, тормозящими влияниями, прежде всего с влиянием Пастернака, статичность и сложность образной системы которого вместе с характерным эстетическим словарем еще в значительной мере тяготеют над лирикой Тарусского» [16] Россельс В. Лирический голос // Художественная литература. 1935. № 11. С. 37, 39. .