Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

За Грибоедова шах Фетх-Али
Алмаз прислал нам из своей земли,
А за тебя… Свершается, день брезжит,

Глядишь в пустыни глаз небытию…
Мы получили тишину и скрежет
За срезанную голову твою.

За срезанную голову твою
Хороший борщ из жирной солонины
Сварили палачам в тот год пустынный,
Когда Россия сгрудилась в бою.

Поэты рифмовали: улюлю, –
Высмеивали тело Магдалины
И по бульварам вереницей длинной
Бродили шумно в золотом хмелю.

Но присмирели времена лихие,
И в медных берегах бурлит стихия,
И медь, лишь медь – властительная гладь.

Из меди львы, драконы и машины…
Не мы ль навек осуждены пылать
В пустынях времени охотой львиной?

В пустынях времени охотой львиной
Поэты и цари увлечены,
Распластаны лихие скакуны,
Валится лев песчаною лавиной.

Пылают зорь дымящиеся вина,
С других планет на землю сходят сны,
Востока загорелые сыны
Как дети улыбаются невинно.

Лучами человеческой тоски
Верблюжьи переполнены зрачки,
И молока ослицы нет священней.

Я думою блуждаю в том краю,
Во мне строкою зреет отомщенье
За срезанную голову твою.

Мы все моложе, чем трава,
Свои цветы стыдливо прячем
И прячем крепкие слова,
Срываем мигом лишь горячим.

И в час сладчайшего труда,
Когда над глиной вожделенной
Мы продолжаем род вселенной,
Мы любим их кричать тогда.

И там на площади обид,
Где человеки рвут друг друга,
Душа выдавливает ругань,
Душа, которая скорбит.

Мы прячем крепкие слова,
Срываем мигом лишь горячим,
Свои цветы стыдливо прячем,
Мы ниже, ниже, чем трава.

И лишь могильные холмы
Глядят на солнце лепестками
И растворяют вечный камень.
Так до травы взлетаем мы.

Старинный стыд закатом стынет
На холодеющих телах,
И в золотом раю, в пустыне
У них плащом укрыт Аллах.

У них верблюды неуклюжи
И клонят горб тяжелый свой,
И сами ходят по-верблюжьи
Они в одежде вековой.

А я зажжен чистейшим чувством,
Одежду грешную я сжег.
Горят века, и я мечусь там,
Чтоб дух собрать в один прыжок.

Довольно мертвым лунным мелом
Кричать заборные права
Иль смело в сумерке несмелом
В афишах изменять слова.

О ты, прекраснейшая дама,
Горячей дочерью земной,
Женою голою Адама
Ты засияла предо мной.

Ни времени и ни стыда нет,
Лишь звери счастия в раю,
Лишь тело зверя не устанет
Мыть пеной солнца тьму свою.

И я кричу в теплейший вечер,
Когда по дачам поезда, –
Вы, бедра, плечи, цвет расцветший,
Святое имя вам …

Огромных папортников тени
Плясали с мотыльками там,
И выл в стремительном хотеньи
На две луны гиппопотам.

И ласково гиппопотамша
Свой розовый давала зад.
Но сквозь века протерлась замша,
Продрались пегие глаза.

Они зажглись по-человечьи,
И запылала высь стыдом.
Смоковницей кровавой вечер
Глядел в наш первый звездный дом.

И там любимая лежала,
Как мраморной луны ломоть.
И вылил я мужское жало,
Как мне велел тогда Господь.

И в Индии, в Египте Фаллос,
Что католический Исус,
Благословлял поля. Склонялась
Пред ним Сафо и девять муз.

И сквозь века с тех пор несу я
Свой пол и прячу между ног.
Как имя бога, имя всуе
Произнести его грешно.

Оно в слогах Китая с нами,
Оно приятно и легко.
О, тело, розовое знамя!
О, пол, багряное древко!

Пусть кодекс света беспощаден,
Пусть 1001-ая статья
Смешком презрения погладит
Певца постели бытия.

Кого на свете беспокоит,
Что не закроют голых глаз
Мои любимые левкои
И чашу пола напоказ.

Ликуй, левкой, что медь на вече,
В глухую ночь восстань, воркуй.
Я – бедра, плечи, цвет расцветший, –
Да будет свято слово …