Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

И снова, и снова, как сон ты,
С оркестрами солнца восток,
И в шинах златых горизонты,
И кузов планеты широк.

Еще зари не замер жар
Под пеплом облака седым,
А мрак по каплям набежал
Из синей дырочки звезды.

Сковал березки он, чей стан
Белейшим лыком страсти шит,
Уполз в лощины по кустам,
По голубым углам глуши.

В болотах там заклокотал,
Засеял звездное вино.
И где-то в синях высота
Зачатье солнца чует вновь.

Звездных звяка и бряцанья
Ночь полнехонька-полна.
Грозны мрака восклицанья,
Точат душеньку до дна.

На дорожку голубую
Выйдем, враг, товарищ, брат…
Я глаза твои раздую,
Расскажу про синий ад.

Пламя синенькое вскинут
Глаз зажженных фитили,
Вспомнят белую вершину,
Где их жены полегли.

Жены снежные, как вьюга,
Что в веках всего нежней,
Раскаленные подруги
Ледяных от скуки дней.

Струны млечные полночи
Щиплют звездные персты.
Тишина опять бормочет
Сказ старинный высоты.

Есть в нем счастье, радость есть в нем,
С грустью радости настой.
Никаким на свете песням
Не сразиться с грустью той.

Тщетно ссорятся поэты
Из-за женщины – строки.
Не загонит в час воспетый
Шар луны их черный кий.

Ночь спустила близко-близко
Над земной стихией мост.
Ночь – очами василиска,
Ночь – карбункулами звезд.

Свет иной, иной нездешний
Двери синие раскрыл.
Солнце вспять златые клешни,
Чуя взмах прохладных крыл.

Ты ж схвати меня, укутай
Тонкой млечностью пути.
В дебрях вечных без приюта
По мирам своим веди.

Я в сердце, кулаке горючем,
Тебя, как нищий грош златой…
И грянул час, в погибель скрючил
Большой неженскою рукой.

Ты отзвенела, в дальний угол
Ты закатилась навсегда.
Но буду самым близким другом,
Быть может, ближе, чем тогда.

И жарче, искреннее, ближе,
Чем в жизни сладеньком чаду,
Тебя перо мое залижет,
И в снег могильный сны падут.

Парит над жизнию идея,
Орлицей над землей парит.
Зарею зрелой крылья рдеют,
И льется клекот от зари.

О, там, в утесах неба синих
Сверкают гнезда всех идей.
Но будет час, их бурей скинет
Освобожденный Прометей.

И будет радостной и чистой
Вот эта черная земля,
И от земной любви лучистой
Глаза у неба заболят.

Время – мельница с крылами.
Ветер вечности вертит.
Жернова друг друга сами
Мелют в млечные пути.

И мутны глаза вселенной,
Пыль туманностей легка.
Пухлым лунам по колена
Эта млечная мука.

Кто же мельник странный этот,
Чья машина – тишина?
Снится дерзкому поэту,
Что и вечность не вечна.

Что друг дружку все планеты
Перетрут, как жернова.
Как миров былых скелеты,
Лишь останутся слова.

Душу черную, дремучую,
В душу я не верю хоть,
Я ищу в себе и мучаю
Существующую плоть.

Снятся черные монахи,
В алтарях бенекдитин.
Не в тебе ль всех таинств страхи,
Сердце – колыбель в груди?

Не молюсь, а свет вбираю,
Как траву, сушу зарю.
Для земного только рая
Я бессмертие варю.

И струей непостижимою
Растравляет горячо
Скрипку черную души моей
Липкий творчества смычок.

Оркестр Большого пел и стукал.
Аида плакала навзрыд.
Очаровательная скука,
Какой не выдумал Майн-Рид.

Со сцены холод, как с подвала,
Жир плеч. Биноклей перламутр.
Аида вьюгой завывала.
Ее не поняли. Поймут.

А там, где белый бык Европы
Пыхтит над пленницей своей,
Другие бьются эфиопы
У пирамид горючих дней.

Туши ночи синий лед
От востока чуть оттаял.
Бабку звездную грызет
Туч гиена золотая.

Месяц – челн. Я сам зажег.
Тает без руля и вёсел.
Сердце, золота мешок,
Я на берег новой сбросил.

Но в росе путей вчерашних
Млечный след шагов твоих.
День, трубя с янтарной башни,
В них шлифует каждый штрих.