Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

В тесноте на площадке трамвая,
У прибоя зари среди вилл,
И на лекции мудрой зевая, –
Образ, только тебя я ловил.

Оттого, что лишь ты удобренье
Белозему в бумажных холмах,
Где перо, плуг и конь песнопенья,
Чует молний творения взмах.

Из Америки тракторы лезут.
Русь за бедра хватают и вглубь…
Не перо, – африканское нужно железо
Белым бедрам страниц, всем кричащим: голубь.

От разговора колоколен
Земля звенит тайгой.
Блажен, кто богомолен,
За то, что он слепой.

А я любитель острого.
Блаженство пресно мне.
Ищу я пряность острова
В неведомой стране.

Пора тайгу рубить морозную,
Пора на тьму пустить восток.
О ночь, о камни звездные
Точу я пилы строк.

Иные звоны во вселенной.
О кости тьмы лучи звенят.
А мачты радио, антенны
Планету мчат под флагом дня.

Полями, человечьим пухом
Влюбилась в золото земля.
За веком век закатом бухал
И в огненном плаще гулял.

Крыжовник глаз на пир вороний,
Как виноград, несли, смеясь…
Вот в крест впрягли, века хоронит
Во тьме грядущей света князь.

Один не знает, что хрусталь
Он сам и тихо, тихо светит.
Другой над спинами столетий
Копье закидывает вдаль.

Вот пляшут женщины… На блюдах
Подносят головы, цветы…
То губы золотые всюду,
Земли багряный рыцарь, – ты.

О, сколько их прошло доселе
По тайным камерам земли.
Мильоны Гамлетов, Офелий,
Мильоны Макбетов прошли.

То кровью, мясом человечьим
Земная вспенивалась зыбь.
Чудак-эфир увековечил
На коже ночи эту сыпь.

Горят и валятся кусками,
И кто-то в мире одинок,
И не лежит на месте камень,
И льется молнии клинок.

И туши зорь, и месяц карий,
И звезд голье, и гниль болот,
И многие иные твари –
На колбасу стихов идет.

Хвалить не буду и не скрою.
Глядите все, но бездной глаз.
Страница с лапчатой строфою,
Как снег и елка, напоказ.

Но мир, и близкий, и далекий,
Как вечности вечерний свет,
Сквозит за сумеречной пленкой
И бьется крыльями планет.

И молоком Изиды брызжет,
Путей миров сквозит фатой,
И в травах на рассвете рыжем
Росою светит золотой.

Глотайте же напиток звездный,
И зелье зорь, и хмель болот…
За то, что всё в тоске морозной
На колбасу стихов пошло.

Церквушек мертвенных грибы
У пней громад еще бледнеют.
А шелест города забыл
Святого рабства ахинею.

Как бред, забыл давным-давно.
И главы дождиком измызгал.
И женщины ползут из нор
По веткам рук мужских для визга.

Не верят звезды и плюют
В земную черную икону…
Кто ведал стыд, вкушать уют
И в бурю бурных струн не тронуть?

Кто счастье счастья испытал
На золоте молчанья ложном?..
В покоях мира простота,
Но вскрыть ее довольно сложно.

Нищий бледный и безногий
Вырос на краю дороги.
Он просил, что было сил,
У прохожих есть просил.

Проходили, только мимо,
До конца неумолимо.
Не осмелился никто
Вынуть грошик из пальто.

Кто, по совести, из лени,
Кто, по нраву убеждений,
Кто, по бедности своей,
Кто и, глядя на людей.

Было холодно, и нищий,
Пару дней не зная пищи,
На дорогу вдруг упал.
И со всех сторон толпа.

Умереть ему не дали.
За водою побежали,
За извозчиком пошли
И в больницу отвезли.

Скоро выписан безногий.
И опять у той дороги
Он с протянутой рукой.
В мире есть закон такой.

Осужденный если болен,
Должен выздраветь сперва,
Чтоб потом в рассветном поле
Откатилась голова.

И труд имеет героинь.
И вот одна, одна из многих.
Звонок, бывало: динь-динь-динь.
А кто по лестницам, как утка, ноги?

А кто родильницу таскал,
Как тяжкую царицу, в кресле?
И кто не знал, что есть тоска,
Что боги никакие не воскресли.

Десятки лет одно и то ж.
Тяжелый труд и труд убогий,
Но знающий борьбу и дрожь…
И вот одна, одна из многих.