И я опять, как встарь, послушен
И в зыбь опасную плыву.
Но бьются звезды что-то глуше
И чаще падают в траву.
Звезды сердце обхохочут,
Слягу раненый в кровать.
Так борцы столетий… Все мы
И сейчас не таковы ль?
Взвейся, черный дым поэмы,
Гнись, могильников ковыль…
Тебе безмолвному и злому,
Огня пера чернильный дым.
Колеса растерявший омут,
Не мною первым ты любим.
Над крыльями ночей глумясь,
Дни зорь натягивали шины.
Убито водяное мясо
Зеленой бронзой тишины.
В ущельях розовых, в мозгу лишь,
Где сера, фосфор и мечты, –
Огонь водою караулишь,
Чертями слова пляшешь ты.
Закат, и дыханье свободней,
И вечер из синей волны
На удочке тоненькой поднял
Упругую рыбку луны.
И в синюю душу стучится
Прохладным крылом ветерок.
И страсть завывает волчицей,
Блестит огоньками дорог.
И в старые, старые песни
Пиявки впились моих уст,
Что в мире нет часа прелестней,
Миров когда слышится хруст.
Ты первый двигатель бессменный,
Ты зерна времени в простор.
И в голубой груди вселенной
Поет и светит твой мотор.
И звездно щелкают затворы,
И луны кольцами висят.
Запамятовал раз который
Вхожу в твой синий-синий сад.
И никакого рубежа нет.
Не шар, не куб и не квадрат.
Твоих пропеллеров жужжаньем
Ночные листья говорят.
И в бездну песни ты толкаешь,
И уши в наковальни – ты.
Ты в бурях, тишина, такая ж,
Как в млечных зыбях высоты.
Из окон синих вновь нахлынул
Знакомой тишины поток,
И снова кинул на вершину,
И в бездну пенную увлек.
И золотой покой разрушил,
Как этот шутовской закат.
И вынул глаз живые души
И показал им синий ад.
И убежал, как сон от яви,
И в шуме спрятался дневном.
И над столом певца оставил
С висками, раненными сном.
Есть люди-раки, все назад,
Назад в слащавый мрак болотца.
А время им слепит глаза
И вдаль на всех парах несется.
Есть люди-камни, все стоят,
Лежат на зное и ни шагу.
А время ронит мед и яд
И вскачь бежит, кусая шпагу.
Есть люди-люди. Все ползут,
Плывут за веком на буксире,
Не любят буйную грозу,
А чают мир в подлунном мире.
Есть люди-птицы. Все вперед…
И сзади их в столетьях где-то
Плетется время, чуть ползет…
На людях тех летит планета.
Смерть, тишина, бунтовщица.
Черным вихрем анархии вей.
Я хочу, тишина, изловчиться
Двинуть рощу твою с кулаками ветвей.
Звезды, вечно шумящие там,
Я опутаю змейками строчек.
Метеоры я нищим раздам,
А с планетами буду еще покороче.
Закружу, запущу тишиной,
Шутов суд, как безумие, древний.
Голубою метелью ночной
Занесу города и деревни.
В черном планеты, в вуалях ночей
Зори тел их сквозят воспаленно.
Оттого, что их кровушка солнц горячей
И по жилам плясать научилась с пеленок.
Внимает шумам композитор,
Художник щиплет пестрый свет,
И ловит зодчий свод сердитый,
И речь базарную – поэт.
И в смуглый загорелый вечер –
Симфонию, Мадонну, храм…
И камни дикие словечек
Поэт на нитках строк собрал.
И на изгиб страницы пухлой
Колье он весит для тепла,
Чтоб жизнь жемчужин не потухла,
Чтоб вечность их не умерла.
У тишины дворцы и храмы
Из мрамора сквозного льда.
Два полюса молчат упрямо,
И там вода, как сталь, тверда.
Когда-то был иной там климат,
Жила иная тишина,
И наготой неопалимой
Тысячелетья жгла весна.
Повязкой бедренною тропик
Влюбленно близко облегал.
Бывало, мамонта торопит
На ложе в синие луга.
Еще была тогда живая
Звезды полярной голова.
Истому страсти навевая,
Ее улыбкой мрак кивал.
И отвечало ей живое.
И мертвое внимало ей.
Теперь в века неслышно воет
И шлет проклятья в мир теней.
Давно ее бокальчик выпит,
Блестит хрустальной пустотой…
Так смотрит где-то на Египет
Зрачок Изиды золотой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу