Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Туда, туда за алым тыном,
Внеси меня в тот яркий дом,
Чтоб сердце сжечь в хмелю пустынном
И, как пустыня, золотом.

Вином зари клубится вечер,
До лунной кости жжет, мутит…
Одни и те же звезды мечет
На уж давно седом пути.

Зрачками огненными тихо
То вечность синяя глядит.
И знает лишь одна волчиха,
Кто там смеется впереди.

И молоком неутолимым
Творцов грядущего поит,
Чтоб Тибрами иные Римы
Струили жалобы свои.

Влюбленный вечер засмеялся
И грустным юношей умолк.
С ножом луны за фунтом мяса
Пришел разряженный Шейлок.

И ночь, прекрасная Зулейка,
Сурьмою – сумерки бровей.
И каждая, как лук, и клейка
Смольная тетива под ней.

И стрелы глаз, их шалость девья
Поглубже Сириуса бьет.
Не девять лет, столетий девять.
И губ Исуса зреет мед.

И льется в глубь тысячелетий.
К скалам подводным свет прирос.
С хорошеньких Мадонн нам светит,
С обвертки мыла, папирос…

Подайте ивам над водой
По вздоху сердца, по алтыну.
На скрипке вечера златой
Кривые пальцы веток стынут.

Струпу тончайшую прижали,
Нежнейшую из нежных, ля…
Я вижу, на локтях скрижалей
Безногая ползет земля.

Зовет созвездия на помощь
И крылья ветра вьет тайком.
А ветер мой, давно знаком уж
Я с вековым бунтовщиком.

И будет ночка хороша.
Слетят миры ко мне на пальцы.
И будет в ветках жил копаться,
Как ветер, пьяная душа.

Город, чьи кости железо,
Город, чье мясо – бетон, –
К голой реке своей лезет,
Крепким сжимает мостом.

Вечер для зыби любимой
Лучший стопил карандаш.
Плоские бедра Солима,
Этак не мазался ваш.

Плотью заводов народных
Пахнет от складок зари.
В воду огни свои морды,
Золото пьют фонари.

Вот почему в твоем храме
Вонь от исусовых ран,
И тяжело номерами
Дышит всю ночь ресторан.

В мантильи черной строк, в мантильи
В последний час ко мне приди,
Чтоб губы жгучий снег схватили
На куполах твоей груди.

Забьется жизнь в мельчайшей вене,
Закат свою раздует медь…
Я вечность буду петь мгновеньем,
Ту вечность, чья улыбка – смерть.

Простите мне за образ грубый,
Кого тошнит от слова: слизь.
Как члены, вытянулись трубы,
Кирпичной кровью налились.

Сочатся плотью дымовою,
Как факелы труда, горят
И бешено гудками воют,
Когда распластана заря.

Поглубже негров из Бразилии
До мути звезд, до их кишки
Накрашенную высь пронзили
Чумазые материки.

Клубок чернильницы распутать
До кружев строк порой легко.
Сквозит, как женственная лютость,
Страниц застывших молоко.

Струями завивает соки.
Зовет, хохочет, разлеглась…
С пластинками зрачков широких
Заводит граммофоны глаз.

И в жар самец. Метелью кружит.
Метель не в силах побороть.
И через край пера наружу
Дымящегося слова плоть.

О ты, полярные края чьи
Белками спят под хвоей век,
Водою разума стоячей
Благословенный человек.

Тебе я ночи, а не маю.
И я не плачу, не смеюсь.
Миров я глыбы понимаю,
И как храпит я слышу Русь.

Но в это утро вся нагая,
Как луч, вселенная легка.
Сочится солнце, обжигая
Мне губы золотом соска.

И я смеюсь, дитя вселенной.
Смеюсь и плачу наяву.
Ее Марией и Еленой
В пещере ночи я зову.

Полно валандаться
Вам, облака.
Кистью голландца –
Нынче закат.

Звезды пульсируют
В каменном лбу.
Греют за сирую
Землю борьбу.

Шея разогнута,
Всё перебрал.
Сумрак до золота
Режет Рембрандт.

Сырые строки… Боком голым
Торчит немытый матерьял.
А тут мануфактурный голод,
И вечер лысый шапку снял.

С галерки «рыжего» кричали…
Жаровни глаз моих, – углей,
Не любит публика печали.
Зови на казни веселей.

Перо галопом бури мчится,
Ломает в строфы, поперек…
Из тряпок снежная страница,
Из снежных женщин тряпки строк.