Как одеяло над Москвою
Звездами стеганная синь.
И ржавые трамваи воют.
И ветерок в ушах басит.
И переулок злей и глуше,
Зарылся в сумраке сыром.
И в пасти желтые пивушек
Глотками падает народ.
И скрипкой стройной и лукавой
Раздавленная ночь визжит.
А где-то падает на травы
Роса с Микуловой вожжи.
И где-то в том же белом свете
Сошник луны в кустах увяз.
И Селяниновичем ветер
Его вытаскивает враз.
Куда твои мне струны спрятать,
Какой укрыть, убить фатой?
Рыдает в гимне юном святость
Греха слезою золотой.
Не я последний и не первый
Хочу забыть, порвать, уйти…
Но ты для струн живые нервы
Взяла вот здесь, в моей груди.
И что же делать, поневоле
Я на решетке струн пою.
И всюду синь, заря и поле,
И ветер всем про грусть свою…
Есть черные слепцы глухие,
Не чующие клекот слов.
И не для них поет стихия,
И сумрак звездный им не нов.
Как рыб, пестреющие тряпки
На берегах удят витрин.
И ни одним созвездьем зябким
Их не стегнет палач зари.
И вечный, вечно непроглядный
Сосет их веки черный яд.
И не для них миров гирлянды
В колоннах синей мглы горят.
Их ненавидеть, – слишком это
И благородно, и не то.
Есть меч иной в очах поэта.
Из отвращенья вылит он.
В мыле снега конь земной.
День гусаром слез у рощи.
Трубку-месяц он звездой
Раскурил и брови сморщил.
Это я к тебе приехал,
Расфуфыренная мгла,
Чтоб звездами капли смеха
Ты в зрачки мои влила.
Конь мой фыркает метелью,
Ржет столбами всех дорог..
Дай безумие веселью,
Замети ухабы строк.
Огонь, как женщин, струны трогал.
И в девственных степях прелюдий
Жирафами столетий – дым.
И с Мефистофелем и с богом
Писали договоры люди
Чернилом крови золотым.
В глубоком сердце, как в подвале,
Вино седело и струю –
Сквозь пробку черепа зловеще.
И дух – за молодость вторую,
И первородство продавали
За красные живые щи.
Как меч в ножны, в веках соитье.
И кровь по лезвию стекала,
Иная, белая, слюна
Того огня, что хмель похитил
Хлопушкой звучного бокала
В стекле небесного окна.
Бродит шагами большими,
Кружит, и гонит, и бьет…
Ветер с листвою – шимми,
Ветер с листвою – фокстрот.
Ночку трясет, как осину.
Звезды листвою в траву…
Вот, когда песню я выну,
Бурею слов зареву.
Лезвие строчек негладко,
Полон зазубрин металл.
Если засел под лопаткой,
Значит, пиши, что пропал.
Ходит шагами большими,
Гонит закаты и строг…
Ветер с листвою – шимми,
Ветер с листвою – фокстрот.
Машинам не нужен ты боле,
Столетия мучил и ныл.
Уж звезды – длиннейшие роли
Без будки суфлерской луны.
И любят быстрей, экономней…
В смолистые щели спешат.
А то, эту музыку помнишь, –
Про тело забыла душа.
Один лишь не хочет сдаваться,
Безумец упрямый один.
Поэтом зовут его вкратце
Подробнее – свиток в груди.
Ее, быть может, из Нью-Йорка
Везли в Москву 15 дней.
Дымя паршивою махоркой,
Задумывался князь над ней.
В застенках фабрики бумажной
В чанах с горючей кислотой
Ее ласкали не однажды
Горючей лаской трудовой
И вот бескровною страницей
Распята на столе моем.
И за строкой строка садится
Голодным черным вороньем.
Шакалом ветер там на крыше…
Влюбился в мертвую трубу.
И на добычу месяц вышел,
Как птица смерти – марабу.
Вскипают сумерки, и кружит.
В сосудах улиц снег бурлит.
Вздымает крышку… Там снаружи
Зари холодный сердолик
Дома в очках зажженных окон,
Вращают желтые белки.
Желудок комнаты жестоко
Варит кислятину тоски.
Ты – клавиши бульваров… Кто ты?
На снеговых пюпитрах крыш
Ты перелистываешь ноты,
На чем попало струны злишь.
Ты черной молнией заставишь,
А не строкою петь тот гром,
Когда страниц белейших клавиш
Коснусь я в эту ночь пером.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу