Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида

И все, кто жив, живут Тобой Одним.
И Духу нет пределов и конца.
К Тебе ль идти на гору Гаризин?
Тебе ли сожигать тельца?

И вдруг покинуть стало жалко
Мне эти грустные места.
Острожской церкви купол. Галку
На перекладине креста.

Ряды шафранные домишек.
Скворечник. Песенку скворца.
И птичий гомон ребятишек,
Крапиву рвущих у крыльца.

И летним вечером в субботу
Задумчивый и робкий звон,
И быта ровную дремоту,
И обманувший сердце сон.

Высоко над ломаной волною
Низких и высоких крыш,
Над балконом — полная покоя
Облачная тишь.

Там внизу ревут автомобили,
Пенит воздух тонкий свист сирен.
День и ночь о землю бьются крылья
Жизни, взятой в плен.

Душный плен известки и бетона,
Наглый плен гремящей суеты,
Тяжкий плен бичей и скорпионов,
Тленных благ и смертной нищеты.

За перила сделав шаг, сорваться —
Распылиться, стать как улиц прах?
Здесь остаться, грезами питаться,
Радугой лучей на облаках?

Нет, не то, не это. Что же, что же?
Безответна неба синева.
Там и здесь душа на бездорожьи.
Кружится над бездной голова.

По многозвездной среброзвучной
Воскресной утренней Москве
Иду к мосту я. Сад Нескучный
Алеет в пламенной листве.

Синеют горы Воробьевы
В туманах, полных серебра.
Всё так знакомо и так ново
В лучах сентябрьского утра.

Вчера ли это только было
Иль много, много лет назад?
Я этот мост переходила,
И огневел Нескучный Сад.

И Воробьевы были горы
И в синеве, и в серебре.
Но всё сплелось иным узором,
Нежданным в давней той поре.

В горах, в мосту, в реке значенье
Иное. И душа не та,
Что с верой, чуждою сомненья,
Глядела с этого моста.

О, кто мне душу озарит
И кто мне сердце напоит
Струею вод живых?

На ложе мертвых мхов умру,
Уйду в глубокую нору
Лесов глухонемых.

О, темных дебрей густота,
О, роковая темнота
Могильного угла.

Хохочет леший на ели:
«Так вот куда тебя вели
Пути добра и зла?»

О мать, о мать моя, земля,
Моей тоски не утоля
Струею вод живых,

Пусти меня в далекий край,
Под черный холм не зарывай
В лесах глухонемых.

Я ничего не сотворила.
Я ничего не соблюла.
В кадиле уголь загасила.
Елей лампады пролила.

Есть у иных молитвы сила,
Есть жертвы, добрые дела.
А я молитвы позабыла
И жертвы дел не принесла.
Я ничего не сотворила.
Я ничего не соблюла.

Сяду я на пне корявом,
Что на лешего похож.
Гляну влево, гляну вправо —
Нет, дороги не найдешь.

Заплелись ветвями ели,
Под ногами топкий мох,
Небо чуть синеет в щели,
Ни тропинок, ни дорог.

Леший ухает, как филин,
На сыром овражном дне.
Он в своих владеньях силен,
Но его не страшно мне.

Ты не знаешь, леший, леший,
Как тебя я проведу —
Я не конный и не пеший
Из твоих лесов уйду.

Лягу смирно под сосною,
Осенив себя крестом.
И, когда глаза закрою —
Ты и лес — всё будет сном.

Ушла с воскресной вестью Магдалина,
Христос апостолам явился в Эмма у се,
А я не слышу их и не иду за ними,
Я всё живу у гроба Иисуса.

Всё жду, что мне самой, очам моим греховным
Предстанет Бог, воскреснувший от гроба,
И я паду к ногам Его безмолвно,
И я, и Бог во мне в тот миг воскреснем оба.

Зачем борьба, зачем смятенье?
Всё в нужный день само придет.
А что не нужно — сновиденьем
В забвенья воды упадет.