Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

необходимости оправдываться лукаво, вполруки

или даже вовсе солгать или предать себя.

Это естественно для человеческой природы,

за исключением особо одарённых натур,

понимающих свою жизнь вне зависимости

от общественной иерархии и объёма собственности.

Чаще всего это израненные ветераны,

но в особенности вольные талантливые поэты.

8. Из диалога о широте взглядов

Стремись в заоблачные выси... Спеши, дорога коротка,

и ты пришёл не на века -- на миг расцвета чувств и мысли.

И всё, что было до тебя, прими, как милостыню нищий,

раздай ту радость, что отыщешь, печали пряча и копя.

Поставь себе любой предел, перешагни его... и снова,

и пусть в сердцах осядет слово, которое сказать посмел.

Не позволяй лениться телу, уму не дoлжно отдыхать.

И праздность вязкая опять вернёт к начальному пределу.

Вгрызайся в мелочи и сны, ищи частиц элементарных

в природе, в измах элитарных, чтоб стали гении ясны.

Не уворуй чужих ключей, но постучись в любые двери

предощущение проверить, что корень истины -- ничей.

Найдя в скелете мирозданья, который сам построил ты,

ячейки чёрной пустоты, -- разрушь его до основанья.

Как муравей, начни опять искать конструкции единой.

Не утешайся половиной, где можно целое объять.

Будь у наитий в кабале, но поверяй их ритмом чисел.

Стремись в заоблачные выси, но стой при этом на земле.

9, 10

. . . . . . . . . . . . . . . .

11. Nota bene

Прости, читатель. Может показаться -- усложнил

я разговоры умных и достойных эрудитов.

Отчасти так. Но сколько позабытых,

не сказанных, не видевших чернил

глубоких и изящных мыслей и открытий

погибло во всемирной немоте!

А словеса, что нам навязаны, -- не те.

Сто слов всю жизнь полощем мы в корыте

рта, пытаясь мысли тощие облечь

в хламиды надоевших изречений.

Случайному читателю мучений

доставит много эта зарифмованная речь.

Но таковы мои друзья. Владеют русской речью,

и мысли их светлы и глубоки.

И я придирчив к гладкости строки,

и правлю стиль, но смыслу не перечу.

Не правда, что погибла русская словесность.

Изысканный и ясный слог всегда несёт известность.

12, 13

. . . . . . . . . . .

14. О бесконечности непознанного

Ищите ветра в поле, закатов поутру,

и облегченья в боли, и трезвость на пиру,

ищите в оправданьях след будущей вины,

в приметах и гаданьях науку старины,

в садах Семирамиды ловите снегиря,

забудьте все обиды в начале января,

ищите в лицах старых прозренья тишину,

и в маленькой гитаре огромную страну,

и в перелёте птичьем оседлость и покой,

и в правилах приличий жестокости людской,

ищите в исключеньях законов высший знак,

ищите в заточеньях искателей, бродяг,

и звуки клавесина, и ферзевый гамбит

ищите в светло-синем, где красное горит,

ищите в плоти плотной начало всех искусств

и пробуйте полотна на запах и на вкус,

внимайте, если дети трубят в листок травы,

ищите всё на свете, что не теряли вы.

15. Мысли о новом времени

Какой кромешною дорогой мы шли из абсолютной лжи

к Свободе горькой и убогой и к Правде, купленной за жизнь!

Я пью Свободу, словно водку, дурею, плачу, матерюсь...

С ноги не сбитую колодку тащу по кочкам через Русь.

И в страхе вижу, как Свобода печёт из хлеба русских нив

чудовищ нового народа, сны разума заполонив.

И снова смуты перманентны, и власть ворует, пьёт и врёт...

И снова мы интеллигентны, и не за нас опять народ.

Мудрим и маемся от дури... Полубезумен разговор.

И вновь со дна житейской бури всплывает самый мелкий сор.

И нет признания таланту, и забавляет хамов хам,

и невозможно музыканту придумать Музыку к Стихам.

Живём темно и осторожно. Гигантской стала наша клеть.

И прокормиться невозможно, и разоришься -- умереть.

О чем поют и по-каковски? Пол не понять по голосам.

И только горестный Чайковский возносит душу к небесам.

И снова право глупой силы маячит где-то невдали.

И только женщины красивы, и только дети -- соль земли.

16. Nota bene

Ещё хотелось бы вмешаться в рассужденья

и социальные убрать приоритеты.

Хотя друзья мои все сыты и одеты,

но слишком далеки от буржуазных убеждений.

Всегда претило им высокомерие ничтожеств,

Клондайк устроивших в дремучести правленья,

в искусства массовый приход убожеств,

для тигра колыбель, сплетённую из множеств

решений высшего злоумышленья.

И потому, хотя друзья мои стояли на земле,