Петр Киле - Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви]

Собрались мы из дальних деревень
В селе большом в один прекрасный день.
Здесь было много русских, я впервые
Воочию увидел: мы в России!
Две родины: большая, малая сошлись,
В судьбе моей переплелись.
Язык я знал неведомо откуда,
Как дети, но не в том таилось чудо.
В учительницах я улавливал черты
Богинь, знакомых мне, и новые мечты
С их женственностью милой сопрягались,
Как будто тайн души моей они касались,
Влекущих, стыдных, научая быть
Достойным и одно прекрасное любить.

Есть странные растения - хвощи
И плауны, не то, что бы не хороши;
Растут они в воде иль на болоте,
В местах, где не заметишь бабочек в полете.
Я в детстве их бежал, как от стыда,
И в том бы не признался никогда,
Когда бы не узнал, что то - реликты,
И ими были воды и земля покрыты,
Пока цветковые на смену не взошли.
Для украшения Земли?
Учительница, о, она сошла б за Флору,
Кивнула важно мне с улыбкою во взоре.
С тех пор за истину я чту:
Природа исстари творила красоту.

Еще зимой нежданно снег подтает,
И солнце, грея горячее, просияет,
И в воздухе повеет новизной
И побежденной стариной.
И осень приносила мне приметы
Начала новой жизни. Как барчук одетый,
Проехав пол-планеты,
Я, сирота, однажды вдруг предстал не где-то,
А в центре Ленинграда, как в мечте
Родиться снова - в красоте.
И мир открылся мне старинный,
Как скифу древние Афины,
В извечной новизне,
С сияньем чистым неба по весне.

Пришедший школьником впервые в Эрмитаж,
Застывший мир старинный,
Не очень удивился я, как юный паж
Времен Екатерины,
Что понаслышке роскошь эту знал,
Хоть мал, а был удал.
Что вынес я из первых посещений?
В игре беспечной детских чувств
Не ведал, как свесветный гений
Открыл мне храм искусств.
Ведь такова от века младость,
Вы помните, друзья,
Для детства новизна, как радость,
Отрада бытия!

Высокой живописи пышный пир!
Надеждой странною влекомый,
Входил я в Эрмитаж, как в мир,
Мне исстари знакомый,
Из детства моего,
В чем ощущал я торжество;
Средь публики многоязыкой
Бродил с беспечною улыбкой.
И боги Греции всходили вновь...
Все тайна и любовь,
Что всех влечет от века -
И Запад, и Восток , -
Как счастья чаемая нега
Или бессмертия залог.

Здесь в страствиях провел я годы,
Претерпевая грусть и тяжкие невзгоды,
Моральною рефлексией томим,
Безмолвный, точно мим,
Средь публики разноязыкой,
Столь временной, как тени, зыбкой,
Сходящей где-то ныне в мир иной
Безвесною толпой.
О, Время! Сохрани хоть наши чувства,
Как сны
Весны,
В отсветах пламени искусства.
Иначе, что ж, музей -
Всего лишь мавзолей?

Высокий узкий коридор
Вдоль окон сада,
Всего лишь переход куда-то,
Но если вдруг поднимешь взор
На стены, на плафоны,
Восходят словно небосклоны
Мифологических времен,
С идиллией пастушеских племен.
И тут же завитки, виньетки и узоры
Со всем богатством фауны и флоры,
Природы вещей письмена,
Как жизни радость и весна.
Весь мир в высоких сводах
Гармонией пленительной воссоздан.

Я шел осенним лесом над Амуром,
Далеким, словно древний Муром,
Вернувшись много лет спустя
В родные, вешние края.
Земная ширь, как в поднебесье, -
На всем и дума, и веселье.
Берез высоких женская краса
И стать мужская сосен, -
В них память отшумевших весен
Сияет, как роса.
Я шел осенним лесом, внемля
Гармонии тишайшей бытия,
Как в сводах Рафаэля.
О, милые, заветные края!

Прощай, о, юность! Ты была, была,
Была наивна и светла,
Но не скажу я, скоротечной,
А как весна, предвечной.
Впервые повстречалась мне
На берегах Невы, где, как во сне,
Я школу посещал у Невского и Мойки,
Воображая все прыжки и стойки,
Живя гимнастикой, как юный грек,
Во красоте каналов , рек.
Призванье мысля не в атлетах,
Но также отнюдь не в поэтах,
Мужая, много я ошибок совершил,
Всю жизнь, казалось, упустил.

Пришла любовь, и ночь, как день, была светла.
С картины Боттичелли милая моя сошла,
С “Весны” или “Рождения Венеры”,
В призвание нежданное мое поверив.
И юность возвратилась, как весенний пир;
Впервые я писал стихи, влюбленный в мир.
Избалованный щедрыми дарами,
О, юность, ты прости, боюсь, я не сумел
Взирать на мир счастливыми глазами,
Творить с чудесной силой, - не успел,
Как впал в хандру, в мучительные думы
О суете сует, и сирый и угрюмый,
Бродил, как тень, среди живых,
В их притязаниях убогих и нагих.