Макс Армай - 33 Буквы

Он, житель, когда-то, лишь просто Вселенной,
Отныне живёт, сообразно прописке,
И вместо загадки, живой и нетленной,
От жизни зарплату берёт, по расписке.

Ты, наверное, снова не спишь —
— У чертёжной доски всё сидишь.
И качнувшись на стуле в работу,
Не пускаешь на волю зевоту.

А в руке у тебя карандаш,
Словно маленький, преданный паж,
Чертит линию, точку и обод,
Создавая законченность входа.

Ну а я — на кровати лежу
И сквозь трубку на это гляжу,
И кричу, разрывая пространство,
Что не любит жизнь постоянства.
А отсюда, вывод один —
Брось работу и спать иди!

Но ты шутишь в ответ мне едко,
То, что жизнь и работа — соседки.
Что же делать, раз в мире так?
А не выспишься что, то — пустяк!

Я смотрю, как уходят мгновенья мои,
В ненасытность секунд, разгрызающих дни.
Острой болью, зубами забот и тревог,
Или стуком разлуки по рельсам дорог.

И во встречах любых чую этот же яд —
— Бесконечный, дурной, убывающий ряд.
Ускользанье, страданье, потеря себя
Из конкретности каждого нового дня.

Мне б надежды чуть-чуть, мне бы песню — не стон.
Но пророчил мне счастье один лишь Харон.
С ним бы плыть. — Да один неразменный пятак.
И сознанье того, что не надо бы так.

Ты вещи сложила в любимую сумку.
Была ты уж дома, предчувствуя встречу.
А я, с твоих губ, пил, по каплям, разлуку
И с ужасом ждал одиночества вечер.

И с болью смотрел, как твоё совершенство
Поспешно скрывалось под тканью одежды,
И горько вздыхал, вспоминая блаженство
Последних объятий, прощальных и нежных.

А ты одевалась, а ты торопилась,
И вот уже волосы встретились с гребнем.
И ты уж к домашним своим возвратилась,
А я тосковал о счастливом, о прежнем.

Но губы не тронув полоской помады,
Ты мне до последней минуты дарила
Свои поцелуи — дыханья услады,
И обнимала с нежною силой.

Но всё ж, расставанья настала минута.
Я видел, как ты мне взмахнула рукою.
И сделалось в сердце моём бесприютно,
И вновь я, до встречи, лишился покоя.

Была дорога, и вагон, но не разлука.
Мы были вместе — я и ты, вдвоём, друг с другом.
И мчались мимо города, огни вокзалов.
И всей любви, во все века, нам было мало.

Объятий нежных теплота, и губ касанье.
И наслажденья глубина, и содроганье.
И в тёмном зеркале окна, как отблеск счастья,
Твоя сияла нагота на снежном насте.

И позабыв откуда мы и куда едем,
Я знал лишь то, что мы одни, на этом свете.
И обретя, под стук колёс, одно дыханье,
Мы растворились, без следа, в великой тайне.

Я не играю с небом в кости.
Живу, как тысячи других.
Но каждый день приходят в гости,
Ко мне, касанья губ твоих.

И обжигая сладким ядом,
Пьянят меня своим теплом.
И знаю я, что счастье — рядом,
И твои губы — его дом.

Зелёный разметался среди снега.
Оранжевый застрял средь тысяч крыш.
А синий, с высоты земного неба,
Сорвался в пруд и спрятался в камыш.

И жёлтый, не найдя цветного брата,
Раскрасил, с горя, уличных котов.
А где был красный — менестрель заката —
— О, том, увы, не ведает никто.

Лишь голубой и тот, что был фазаном,
Избавившись, от сливших цвет, оков,
Умчались прочь, в неведомые страны,
Где нет ни белого, ни всех иных цветов.

Растекается снег ручьём,
Под ногами весёлой Весны.
Я пою тебе ни о чём,
Лишь от счастья своей любви.

Расцветает душа цветком.
День — как сладкая карамель.
У меня в твоём сердце — дом,
А глаза твои — его дверь.

Не брани же меня, не гони,
Не давай стать бездомным псом.
Лучше в сердце своём запри,
Чтоб навеки мы были вдвоём.