Макс Армай - 33 Буквы

Наверно, всё же прав Лактанций!
Я видел пару белых крыл,
И бездну, между двух дистанций,
Порыв любовный перекрыл.

Я свято верил, что ты ангел.
Но ты смеялась надо мной.
И лишь сегодня ночью, в парке,
Ты стала вдруг сама собой.

Расправив гордо свои крылья,
Белей, чем на вершинах снег,
Ты прошептала мне. — Отныне,
Ты для меня — и Бог, и Свет!

И вознесла превыше неба,
Туда, где ангелов приют,
И ласки столь дарила смело,
Что те там больше не живут.

Когда ж закончилось блаженство,
И мы достигли вновь земли,
Ты поклялась. — Я буду вечно
С тобой на жизненном пути!

Пришли мы в храм. Но там сказали,
Раз небо справок не даёт,
То дело, потому, едва ли,
Хороший примет оборот.

Но, коли рай пообещаем,
Сумеют, всё же, нам помочь.
Но ты всех обратила в пламень,
И мы ушли, во гневе, прочь.

С тех пор мы и живём на небе.
У нас семь чудных ангелят.
Но до сих пор ты в страшном гневе:
Детей растишь, как бесенят!

Мир разъят и исчислен,
Словно круг — на квадрат.
Духа горние выси
И частиц конденсат.

Мы глаза лишь и уши
В этой автосудьбе.
По воде, как по суше,
Ходит верный себе.

Мир себя постигает,
Не идя напролом:
Не спеша, прорастает
Мудрецом и попом.

Кто-то ищет, не зная.
Кто-то верит — и всё!
Мир, от края до края —
— Сам в себе и во всём!

В тьму ночную — вспышкой света.
В мрак вопросов — блеск ответа.
В жизнь — счастливую звездой.
В скуку — звонкой кутерьмой.

Не ищи лишь там, где знаешь.
Тайну — страстью разгадаешь.
Мудрость без огня — ничто.
Хладный сердцем — мёртв давно.

Жизнь — загадочная штука:
Чуть игра, и чуть наука.
Из всего она того,
Что в сей мир принесено.

Будь ты праведник, хоть трижды,
Жизнь прими, как можно ближе.
Тот, кто в келью затворён,
Сам предал, в кого влюблён.

Ветер играет опавшим листом.
Хмурое небо. Затворенный дом.
Дождь моросит. Крик встревоженной птицы.
Осень коснулась предместий столицы.
Раскрасила листья… И вот — сорвала.
Октябрь. Природа уж ждёт холода.
И льдом заковав, с ночи сонные, лужи,
Нам мир объявил, что мороз им разбужен.
И в воздухе сразу запахло зимой.
Всё в жизни своею идёт чередой.

Душа уходит из тела,
Как пламя из тонкой спички.
И пеплом, горьким и белым,
Осталась лишь жизни привычка.

Как угли былого — вечность.
Сгорели все тайны иного.
Поруганная бесконечность.
Не вспышка, а просто слово.

Внутри себя на я своё взглянуть.
Взгляд изнутри на то, чем сам ты смотришь.
Лишь плёнка разума, да чувственная муть —
— Пожалуй, всё, что так, в упор, уловишь.

Границы зыбкие — где мир, а где уж я?
Вот звук далёкий — он живёт и мною.
А вот — рука моя. И как её понять?
Она — и я, и, капельку, чужое.

Я чую кровь свою, что мчит по руслу вен.
Я чую… Это значит — здесь граница?
Вот это — точно я. А это — тела плен.
Оно — моё! Но, всё ж, не я — темница!

Я — это трепетанье на ветру.
Где ветер — из грядущего, в былое.
Я — постоянство мнимое в бреду,
Что, как привычка, крепит всё собою.

Мир, как и я, меняется вокруг.
И я, как все, за ним не поспеваю.
Мгновенье в прошлом — вот и есть тот круг,
В котором я в сём мире обитает.

Словно мёртвые скалы нависли дома.
Ныне стали пустынными все города.
Ни огней, ни дыханья зловонных машин.
Я остался во всём этом мире один.
Только эхо шагов, да ещё моя тень —
— Вот и всё, кто со мной делит ночи и день.
Я хожу, я брожу, пыль вздымаю ногой.
Я зачем-то живу в пустоте неживой.
Словно лист прошлогодний, как чей-то злой сон,
Я бесцельно кружу, потерявши свой дом.
Позади — бесконечная россыпь домов.
Впереди — вереница пустых городов.
И в каком-то из них я, наверное, жил.
Что же… Буду идти, сколько хватит мне сил.
Буду мерить шагами земные пути:
Я хочу, и теперь ещё, дом свой найти.