19. Убийство
Но когда кончилось дело убийством, позвали Филарета Чернова к монастырским начальникам и попросили удалиться из монастыря. И пошел, пошел он по дорогам и все боялся, все опасался, как бы это послушники в лесу не подстерегли его да не убили бы в отместку за убитого.
И все представлялась ему вчерашняя попойка, и как это он все за топор хватиться хотел, и потом была драка, и кровь, лужа крови, и человек в рясе с окровавленной головой.
И припоминал он, как его схватили, связали и отвели к игумену…
И шел он, и боялся, и глядел на темный лес.
Шел в мир…
Этим кончилось пребывание Чернова в монастыре.
20. В Москве
В Москве Филарет Иванович устроился конторщиком. Всю свою жизнь до революции он работал в Службе Сборов Московско-Курской железной дороги в качестве конторщика. Поступив на жел. дорогу, Чернов познакомился с моим отцом, Леонидом Ивановичем Кропивницким, человеком очень культурным, любящим искусство, обладавшим прекрасным голосом, умевшим исключительно хорошо читать стихи, понимавшим и ценившим поэзию.
Отец был писателем, прозаиком, напечатавшим несколько рассказов. После его смерти остались рукописи в количестве 30, которые я сдал в Литературный музей на Волхонке Бонч-Бруевичу.
Чернов в дни своей молодости крайне нуждался в поддержке опытного, культурного руководителя, т. к. он образования не получил, окончив только начальную школу.
Отец мой для Чернова явился именно таким руководителем. Обнаружив в Чернове поэтический дар, Леонид Иванович зорко следил за развитием его таланта.
Я припоминаю, как он частенько приносил его рукописи, исправлял их, писал о них отзывы и поправлял бесчисленные грамматические ошибки.
А Чернов все рос и рос как поэт и, будучи очень способным и умным человеком, быстро научился и правописанию, и подлинно поэтическому отношению к творчеству, и технике стиха.
Когда отец однажды спел ему какой-то романс Чернов был так поражен этим, что написал и посвятил отцу следующее стихотворение:
Ты запел… Голос твой зазвучал,
Полились невеселые звуки –
Я в них много любви услыхал
И страстей преждевременных муки.
Ты всё пел и всё пел… Я стоял,
Пораженный могучей душою –
Голос твой, замирая, рыдал
И сливался с сердечной тоскою.
21. Почерк
В результате упорной и длительной работы над почерком Филарет Чернов достиг изумительных результатов в писанье букв и слов. В то время как у большинства пишущих существует какое-то наплевательское отношение к тому, как они пишут, а иной так пишет, что сам черт там ничего не разберет, Чернов, обладая хорошим вкусом и стремлением к уютности, шаг за шагом вырабатывал свой почерк — и достиг блестящих результатов. Сначала он писал, как многие — ахово, но начав работать над своим почерком, он стал писать с наклоном в обратную сторону, затем прямо, затем косо, и наконец опять прямо. Сначала он писал крупно, потом страшно мелко и наконец, выработал тот стиль почерка, которым писал все время. Он ненавидел расхлябанные, бесшабашные почерки и часто говорил:
— Смотрите, как этот субъект размахнулся, он не жалеет бумагу. То, что он здесь написал на целой странице, у меня бы уместилось на осьмушке страницы. А вот, поглядите эту рукопись — ничего не разберешь. Ах, какая небрежность, как противно смотреть на это! — И он рассказывал, как однажды из одной редакции, где обычно непринятые рукописи уничтожались, ему прислали обратно его непринятые стихи и написали: «Так хорошо написанную рукопись мы не решились уничтожить и высылаем Вам обратно».
22. Н.Н. Яновская
Войдя в наше семейство, Чернов познакомился с сестрой моей матери, Надеждой Николаевной Яновской, впоследствии носившей фамилию своего мужа Матвеева.
Яновская была для Чернова единственной и притом беззаветной любовью, которую он пронес через всю свою жизнь.
К ней относится масса посвященных ей стихотворений.
Моя любовь уже не на земле, –
Она ушла в эфирность созерцанья.
Тень светлая ложится на челе,
Тень светлая от самого страданья.
Или:
Ты приснилась мне зыбкой и нежной,
Как туман предрассветный,
Я любил безнадежно,
Я любил безответно.
23. Письмо
Глубокоуважаемая Надежда Николаевна!
Посылаю мои скромные стихи или, вернее, часть души моей. Вы — чуткая, вы — нежная, поймете, как будет невыразимо-болезненно всякое постороннее прикосновение к тому, что для меня так сокровенно-интимно. Говорю вам открыто и прямо: я вас люблю! И право любить вас — это мое право, и вы его у меня не можете отнять.
Читать дальше