Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

В 1940–1941 гг. при Русском свободном университете действовал семинарий А. Л. Бема «Современная литература», среди участников которого было много скитовцев. В числе авторов, которым были посвящены доклады, — А. Блок, М. Булгаков, Б. Пастернак. Доклад Бема «Русский футуризм» сопровождался чтением стихов Маяковского и Цветаевой (читала их Ирина Бем). Последнее собрание семинария состоялось 30 мая 1941 г. [50]Позднее при Русской ученой академии в Праге существовал Семинар по изучению русского языка и литературы. 19 мая 1943 г. Бем прочел здесь доклад «Задачи современной эмигрантской литературы». С чтением своих произведений выступили члены «Скита» — Ирина Бем, Вячеслав Лебедев и Василий Федоров [51].

Вячеслав Лебедев свидетельствует: «Собираясь и выступая публично во время оккупации, „Скит“ никогда не сделал ни одного приветственного жеста в сторону немцев. Наоборот: два его члена заплатили жизнью за несоответствие с немецким миром» [52]. Он же первым дал общую оценку деятельности А. Л. Бема в «Ските»: «Эмиграция не берегла, да и не могла уберечь своих молодых талантов, разрозненно погибавших или просто замолкавших в тяжелых жизненных условиях. В этом аспекте работа А. Л. Бема с литературной молодежью и его стремление по мере сил поддержать и направить все ее неокрепшие еще дарования на правильный путь и приохотить к регулярной работе над словом и над самим собой является чрезвычайно ценной и, вероятно, исключительной в истории эмиграции. Его значение для литературной эмигрантской поросли ясно проявилось в распаде „Скита“ после его смерти и в прекращении всякой литературной деятельности в Праге после 45-го года» [53].

Существуют известные исторические границы, определяющие эстетическое восприятие и мыслительный охват той или иной личности. Лишь гении намного опережают свое время. Например, Т. Г. Масарик при всей своей эрудированности воспринял А. П. Чехова как декадента. А. Л. Бем, который сам был «гениальным читателем», сумел оценить положительное, созидательное начало и в так называемом русском декадансе, и в русском символизме, и в акмеизме, и в русском футуризме, и в русском имажинизме, и в русском неореализме, но остановился перед эстетическим восприятием и осмыслением Пруста, Джойса и сюрреализма в отличие, например, от выдающегося чешского критика Ф. К. Шальды.

В истории «Скита» отчетливо прослеживаются два периода. Первый, который «иностранный член» «Скита» Л. Н. Гомолицкий назвал «героическим», а я бы скорее охарактеризовал его как эпический, падает на 20-е гг. В этот период в творчестве скитовцев преобладает повествовательное, сюжетное, конструктивное начало. Недаром именно тогда были написаны самые масштабные произведения поэтов «Скита» — «Поэма временных лет» Вячеслава Лебедева и «Конница» Алексея Эйснера. В этот период духовный облик «Скита» преимущественно определяют поэты-мужчины, часть из которых прошла горнило гражданской войны. В 30-е годы «Скит» обретает преимущественно женское, лирическое лицо (Кроткова, Чегринцева, Головина, Ратгауз, Тукалевская, Мякотина, Михайловская, Толстая, Бем). Чужды эпике и новые члены «Скита» — мужчины (Мансветов, Набоков, Гессен). Вольно или невольно «Скит» сближался с лирической «парижской нотой», что отмечал в письмах Бему и рецензиях на сборники содружества Лев Гомолицкий. Конструктивное начало оставалось доминантой лишь у ветеранов «Скита» Лебедева и Чегринцевой.

Не остался «Скит» защищенным и от воздействия современных ему идеологических тенденций. Сначала это были западничество и евразийство. Марк Слоним не случайно опубликовал в одном номере журнала «Россия и Европа» «Поэму временных лет» Лебедева и «Конницу» Эйснера, предпослав им интереснейшую и до сих пор не утратившую своей актуальности статью.

В той или иной мере не устояли многие скитовцы (Скачков, Фотинский, Спинадель, Рафальский, Эйснер) и против «советского» соблазна. Как и всю творческую интеллигенцию 20-х и 30-х годов, скитовцев притягивали Париж и Москва, что повлекло за собой и череду отъездов. Однако в «Ските», как показывают воспоминания и корреспонденция его участников, возникла такая атмосфера нелицеприятной критики и дружеской взыскательности, какой многим из уехавших не хватало. Они остро переживали отрыв от привычной творческой среды, писали А. Л. Бему и оставшимся в Праге скитовцам, посылали свои стихи, заочно принимали участие в вечерах «Скита», при публикации указывали на свою принадлежность к этому литературному содружеству. На вечере памяти Бориса Поплавского Бем говорил: «Мы знали здесь, что Поплавский в последнее время мечтал о Праге, где — так он думал — еще слушают стихи» [54]. Но как раз наиболее жизненно активные члены «Скита», связанные с «первым, героическим» периодом русской эмигрантской поэзии (А. Туринцев, X. Кроткова, С. Рафальский, А. Эйснер), уехали во Францию. В статье «Русская литература в эмиграции», написанной для энциклопедического издания, Бем смог назвать только трех пражан — Вячеслава Лебедева, Аллу Головину, к тому времени жившую попеременно во Франции и Швейцарии, и Эмилию Чегринцеву [55].