Георгий Раевский - Одинокий прохожий

8

Синее небо вверху. Заодно уж синею краской
тронуты лошади, воз, мельник с мешком на спине.

9

Заяц, уши поджав, бежит; за зайцем — собака.
Сзади — охотник: ружье выше соседней сосны.

10

Палкою с дуба старик сбивает желуди. Свиньи
сбились в кучу. Одна грустно в сторонке стоит.

11

Мальчик бечевкой конек приладил и пробует: крепко ль?
Крепко. Ранец его тут же лежит на снегу.

12

Ослик жмется к бычку. В окне морозные звезды
блещут. Над яслями круг тихо горит золотой.

Как в бурный день на пажити и нивы
Сквозь облаков внезапные разрывы
Широко хлынет целый хор лучей, —
Во мрак встревоженной души моей,
Так свет вошёл. И, пением охвачен,
Я встретил с ликованием и плачем
Тот образ, что от высшего огня
Был послан сжечь и сохранить меня.

Любовь моя, сестра моя,
О если б знала ты, с какою
Печальной бережностью я
Тогда склонился над тобою.

Нет, нет, дыханья твоего
Я не обжег, не тронул страстью, —
Но мне была тоска по счастью
Отрадней счастья самого.

«Люблю, как друга, как большого друга…»
— Не стоить, друг: вернее, — как врага!
Летит, летит неистовая вьюга,
И вспять река бежит на берега.

И детским лепетом, и жалким бредом
Звучат о мирном счастии слова:
Их ветер мнет и рвет, — за нами следом
Они шумят, как листья, как трава.

Но этот дикий голос: в непогоду,
В ночь, ветер, мрак и стужу — он поет,
И кто на звук его выходит, — тот
Встречает страшную свою свободу.

Как снимают с руки кольцо,
Как бросают в глубокую воду, —
Возвращаю тебе, сестра,
Возвращаю тебе свободу.

Возвращаю, — но ты сама
Скажешь мне: «храни ее, милый!», —
Если смелости у тебя,
Если веры больше, чем силы.

Любовь моя! Нет, ты не умерла,
Нет, — дикой, грозной птицею из пепла
Восстала ты, восстала и окрепла.
И вот молниевидные крыла

Тебя несут. И страшно мне следить,
И страшно мне взирать на путь твой горний.
Свирели детской ты была покорней…
Когда б я знал, как можешь ты парить.

Что говорить: не так уже легки
Все эти дни, и месяцы, и годы.
У нас у всех по линиям руки
Гадалка прочитала бы: невзгоды,

Нужда, изгнанье, — длинный список бед…
Но одного она б не прочитала:
Когда б могли мы ряд поспешных лет
Вернуть назад и все начать начало, —

Что ж, разве не ушли бы мы опять,
Что б средь чужой и чуждой нам породы
Жить, мучиться, — но все-таки дышать
Холодным, горьким воздухом свободы…

Юноше — горячий конь,
Знамя, слава и огонь.
Но достойней встретить мужу
Грудью — ледяную стужу.

Не широкие орлы
С гордым клёкотом над нами, —
Ветер средь растущей мглы
Резкими летит кругами.

В мире нет такой стены,
Что б укрыла за собою,
В мире нет такой страны,
Где к прозрачному покою

Мы вернуться бы могли.
Трудно вырастают всходы
Той дорогой, где прошли
Эти каменные годы.

Средь тяжелых скал одна,
Все сильней и непокорней,
Медленно растет сосна,
Укрепляя в бурю корни.

Все стихло на исходе дня,
И мы с тобой притихли сами.
Ты молча смотришь на меня,
Четырехлетними глазами,
Такими чистыми, что мне
Все ближе хочется склониться
К их синеватой глубине,
Чтоб снова — чудом — очутиться
Там, где вечерняя волна
Почти сквозь сон тебя качает,
Где медленная тишина,
Как белый лебедь, проплывает.