Вера Булич - Чужая весна

Все небо в огненных всполохах,
Все тучи багрянцем горят.
Под елями в снежных дохах
Малиновый стынет закат.

Тяжелою, дымной, кровавой
От фронта восходит луна
Жестокой военною славой
И муками отягчена.

И знаменем над зарею —
Двух рядом стоящих планет
Сверкает двойною игрою
Апокалиптический свет.

А ночью сияющим снегом
И россыпью звездной полна,
Стоит над детским ночлегом
Полярная тишина.

Как нежен ангельски-белый
Деревьев узор кружевной
В саду на земле опустелой
В снегу под морозной луной.

Мне больно, Муза, от этой
Беспомощной чистоты,
Мне страшно от яркого света
Пророческой красоты.

Что значит она — мы не знаем,
Но сердце ранит она.
Как миру казаться раем,
Когда на земле война!..

Ни прошлого, ни будущего нет.
Текущий день. Обычная работа.
В окне высоком зимний скудный свет
И время падает, как снег, бес счета.

Бежит, бежит печатная строка
Под мерное стучанье молоточка.
А в отдалении плывут века
Над убегающей в пространство строчкой.

Машинки пишущей привычный стук
И ритм высот для слуха недоступный, —
Все замкнуто в один чудесный круг,
В котором миг и вечность совокупны.

День вылуплялся из тумана,
Огромный, влажно-голубой,
Сияя синью океана
Над облачною скорлупой.

Какая странная свобода! —
Одно сияющее дно
Наполненного светом свода
В моих глазах отражено.

Мой синий день, мой день бездомный,
Как сберегу, как затаю
От жизни трудной, жизни темной
Живую синеву твою!

Сейчас небесно-необъятный,
Во всей начальной полноте,
Ты расточишься безвозвратно,
Ты раздробишься в суете.

Еще останется дыханье,
Воды вечерней грусть и дрожь,
А ты во мглу воспоминанья
Виденьем тусклым уплывешь.

В темных окнах шум неугомонный
Тянет в лиственную глубину
В теплой тьме за кровлею балконной
Ветка клена трогает луну.

В зарослях сирени — дрожь и вздохи,
Бьется сердце каждого листа.
В ветренном ночном переполохе
Снег летит с жасминного куста.

Много раз бывала ночь такая
С летнею усадебной луной.
Сада темного душа ночная
Изливалась музыкой глухой.

И осталось в памяти виденье:
Лампой комната освещена,
Душный ветер, шелест и смятенье
Из отворенного в ночь окна.

Там зяблики в запущенном саду
Запели солнечными голосами.
Приникла птица к теплому гнезду
И смотрит восхищенными глазами.

На зелень глянцевую ветвей,
На трав дремучих пышные метелки,
А под сосной перенося иголки,
Стотысячный хлопочет муравей,

И жизнь кипит под солнцем горяча…
Лишь иногда, тая свою заботу,
Присядет птица быстрая с налету
На обгорелой груде кирпича.

И в памяти ее коротким сном
Мелькнет в зелено-солнечном тумане
Виденье смутное: был раньше дом
На этой выжженной дотла поляне.

Он мне больше никогда не снится,
Постаревший деревянный дом
С башенкой и солнечным крыльцом
(Под ногою гнулась половица…)

Как в чертах любимого лица,
Каждую в стене морщинку знала.
В комнатах неслышно обитала
Музыка замолкшая отца.

Сколько шло от стен родных годами
Доброго и щедрого тепла!
Неустанно он держал над нами
Два больших бревенчатых крыла.

…Говорят, осталось пепелище,
И окопами изрыт весь сад…
Но стоят деревья и шумят
Там, где было некогда жилище.

И забившись в чащу, не дыша,
Как людьми обиженная птица,
Может быть, на их ветвях томится
Дома бесприютная душа.

Если праведных есть селенья,
— Нам дается в горе земном
Этот свет неземной утешенья —
Там стоит наш сожженный дом.

Весь, как был, с террасой и башней,
— В винограде густом стена —
Еще солнечный, близкий, вчерашний,
Но растаявший дымкой сна.

И все яблоневые деревья,
Что в саду когда-то росли,
Среди облачного кочевья
Вырастают из райской земли.