…Но таинственную память
О себе оставил он.
Я одна. Вдвоем с часами.
Слушаю их мерный звон.
Маятник стучит, как жернов
Над сыпучею крупой,
И минуты, словно зерна,
Мелет медною стопой.
Мерит, мерит, мелет, мелет
Темной вечности гранит,
Не измерит, не разделит,
Вечности не раздробит.
Время — жизнью измеряем,
Вечность — смертью познаем.
Ходим, ищем и теряем
Час за часом, день за днем.
Может быть, и правда, лучше
Счетчиком бездушным стать,
Никого собой не мучить
И самой не сострадать.
Будет сердце заводное,
И зазубрины колес
Перемелют все больное
Без томленья и без слез.
«Растапливали печь, поддерживали пламя…»
Растапливали печь, поддерживали пламя,
Ненужные слова глухими голосами
Пытались говорить — о нашем, о земном.
И резкий маятник над нами, надо всеми
Настойчиво считал, тревожа тихий дом,
Всем нам по-разному отмеренное время.
А в смежной комнате — недвижность и молчанье.
Тройное пламя свеч. Неясный шорох ткани
От ветра у окна. Такая тишина,
Которую вовек ничто прервать не может.
И маятник земной, все досчитав сполна,
Застывшей вечности уже не потревожит.
ПЛЕННЫЙ ВЕТЕР (Таллинн, 1938)
«Нарастает, бьется, стремится…»
Нарастает, бьется, стремится
Крылья сомкнутые развернуть,
Пленным ветром в груди томится,
Душным облаком давит грудь.
Как пленительно-роковую
Силу тайную разрешить?
Как снести эту тяжесть немую,
Этой легкости не расточить?
И в беспомощном недоуменье
Слышу смутный, тоскующий зов,
Безымянное, темное пенье,
Райский бред неродившихся строф.
1934
Над головой сомкнулись плотно воды.
Не всплыть и волей не преодолеть
Мучительного сна глухие своды
И обессиленною — каменеть.
А мир другой, где ветер легкий реет,
Где жаркий свет и солнца, и огня,
Душа ни вспомнить, ни забыть не смеет,
В беспамятстве предчувствие храня.
Но береги глухонемую душу,
Живи предчувствиями светлых встреч,
Пока прибой не выплеснет на сушу,
И черная волна не схлынет с плеч.
1935
«Поразил Господь слепотой…»
Поразил Господь слепотой,
Покарал Господь глухотой,
И не видит душа и не слышит,
Как прозрачный ветер колышет
По холмам полевую траву,
По лесам молодую листву.
И дубы и трава простая,
Из одной земли прорастая,
Славят, празднуя свой расцвет,
Показавшего свет.
На моих глазах — пелена,
И в ушах моих — тишина.
Даже камни от солнца теплеют,
Облака от лучей розовеют,
Даже бледный ручей из болот,
Растекаясь, блестит и поет.
А на мне — Господняя кара,
Мне — ни света, ни пенья, ни жара…
За какой, тягчайший из всех,
Неискупленный грех?
1935
В одиноком недоуменье
Жить — не радуясь, не дыша.
Цепенеющая в забвенье,
Спит растерянная душа.
Руки будничные в работе,
Мысли будничные темны.
Как непомнящей о полете
Вспомнить ясность голубизны?
Только музыка, пролетая
Над беспомощною душой,
Вдруг обрушивает из рая
Ливень радостный, грозовой,
И сквозь мечущиеся звуки
Все пронзительней в вышине
Ветер, веющий из разлуки
К ветру, скованному во мне.
1933
«Взывай из душной тишины…»
Взывай из душной тишины,
Из потрясенной глубины
И руки к небу подымай
И к небу темному взывай!
Быть может, твой смятенный зов
Коснется смутных облаков,
И тайный ветер пробежит,
И тихий лист прошелестит…
Взывай! Быть может, с высоты,
Из облаков, из темноты
Не ветер листья шелохнет,
А крыльев благостных полет.
И дрогнет вся земля до дна,
Вся отзовется, как струна,
И в небо кинет долгий вздох…
И в небе вспомнит землю Бог.
1934
Верный ветер прилетает,
Шелестя, листы листает,
Обвевает, завивает
Мягкий воздух голубой
Над горячей головой.
Древний, мудрый, нежный ветер
Каменных тысячелетий,
Бело-розовых соцветий
Майских яблонь, ветер гор,
Ветер — дышащий простор.
Если бы душа дышала
Так же вольно и не знала
Ни конца и ни начала,
Чтобы память не была
От разлуки тяжела.
Читать дальше