Мужик ступал, трудно, важно, в нем гуляло море вина.
– Все, Жанночка, нет больше у твоего папы работы… – он остановился, мы заглянули ему в лицо.
Взгляд его косо и страшно разбежался, сосредоточился в углах глаз. Этим диковинным взглядом он уткнулся в зелень по краям дороги, словно обдумывал сразу две каких-то далеких, трудных, боковых мыслишки, пытаясь слепить из них одну главную.
Выдохнул. Пошел дальше, наборматывая, петляя мутным взглядом, иногда опираясь на дочку. Коммунист августа 91-го года. Жребий опрощения…
– Пап, ты настоящий герой!
– Простой, как Лев Толстой… – прогудел мужик неожиданно благодарным голосом, и хохотнул.
А я в который раз ужаснулся тому, что все слова и мысли на свете связаны.
Дома ругали и жалели. Бодро я объявил, что упал с велосипеда, от этого ушибы, ну а арбуз разбит. Не поверили, что упал, но Сире я не сдал, зубы сжав. Промывшись из ведерка и поежившись под мазками материнского йода, забрался на диван. Жрал яблоки смачно и безжалостно, как личных врагов. Когда Платона Каратаева убили – заплакал.
Ночью приснилась дорога возле забора. Пыльная, ночная, чья пыль заметна из-за близости звезд. Снился странный сон, все спали в одном нашем доме, комнаты были бесконечны, и я узнавал многих знакомых в темных комнатах по очертаниям: Жанна спала, спал папа ее, спал Сире, жалобно всхлипывая, я его за все простил, потому что во сне был спокоен ко всем. А на пыльной дороге метался отряд собак. Упало яблоко в нашем саду, собака отпрыгнула от стаи, яблоко лежало в стрекочущей траве, белое и влажное, звезды бодрствовали, милосердные, палаческие. Звезды августа.
Лето кончилось. Кончилась «Война и мир». Недоуменно изучил толстовское послесловие. Взялся за Ната Пинкертона, чьи фокусы переиздали на волне того времени. В последний день месяца мы выехали с Жанной на верховую прогулку. Герой помалкивал, загадочный и бдительный, как король сыска. Мой невидимый котелок раскачивался под усталым вечерним солнцем. У Жанны шины недавно наехали на стекло, и сдулись. Но ради этой прогулки она тяжело крутила педали. Она ползла рядом, не отставая. С дырявыми шинами. Метафора влюбленности.
Скоро ее отец нашел себя в бизнесе, я бываю на даче, там подрастает мой сын, мы с ней дружим, она родила двойню, выйдя замуж за узбека, мастиф ее через два года подох, Сире забрали в армию, он вернулся и стал шофером местного такси.
«Гнездо преступников под небесами», «Стальное жало», «Борьба на висячем мосту». Август кончался малиновой улыбочкой великого Пинкертона, хладнокровными антоновскими яблоками гладковыбритых американских щек. Сейчас, на излете лета, напитанный детективными ядами, я подозревал злодейский умысел везде, и в том, конечно, что некто натолок стекло у Жанниных ворот, этим убив ее шины. Не Сире ли бил бутылки? Мы разъезжали по поселку, воздух свистел, всюду умирало лето.
Мы не целовались. Въезжали в сентябрь на своих велосипедах. В город, в разлуку, в привычную суету, в жизнь, которая вот-вот исчезнет, в будущее, которое не возникнет. Его, это будущее, сложившееся и зрелое, как август, не взяли с собой, забыли за поворотом, и оно ноет там и бродит и никогда не оставляет в покое.
Сергей Удалин. Не больше пятнадцати минут г. Санкт-Петербург, Россия
Найти в нашем городе место, где хорошо, правильно заваривают чай – большая удача. Насчёт кофе – судить не берусь, хотя, при таком количестве кофеен, должен же кто-то где-то уметь его приготовить. Но я – человек восточный, здешнего кофе не переношу, а вот чай… Вдобавок чайная эта всего в двух кварталах от офиса. И было бы глупо не заглянуть сюда в обеденный перерыв. Ненадолго. Минут на пятнадцать, не больше. Выпить пиалушку-другую и опять на службу. И совсем уже преступно меня от этого занятия отвлекать. Но на то они и преступники, чтобы совершать преступления. Мобильник заиграл мелодию из «Ночного дозора» ещё до того, как я успел ополовинить маленький фарфоровый чайник с трогательными белыми розами на пузатом боку.
– Что там у тебя, Серёга?
– Сигнал.
– Давно?
– В четырнадцать-двадцать две.
Три минуты назад. Ай, шайтан! Долго же ты возишься, друг-диспетчер!
– Где?
– Супермаркет на углу Спасской и Троицкого. Успеешь, Миш?
А кто его знает? Место вроде тихое, беспробочное, может и успею.
– Будемте посмотреть. Ладно, я отзвонюсь, пока!
Залпом допиваю то, что ещё плещется в пиале – да, я жадина, по крайней мере, в отношении чая – и выбегаю на улицу. Благо, тратить время на расчеты с чайханщиком не нужно – давно приучил себя платить вперёд. Открываю замок на цепи, привязывающей мотороллер к водосточной трубе – а что поделаешь, на Аллаха надейся, но верблюда привязывай – и вперёд с песнями. Мотороллер в нашем почти мегаполисе – единственная возможность оказаться в нужном месте в нужное время. Тоже не гарантия, но хотя бы шанс.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу