Коллектив авторов - Великолепная десятка - Сборник современной прозы и поэзии

Я устроился подсобником в санаторий под Зеленогорском и играл на гармони на физзарядке для престарелых, а по ночам писал сценарии и стихи, время от времени отсылая их куда следует. Надо сказать, безуспешно.

В общем, все мы как-то устроились, но каждому из нас, кажется, не хватало чего-то, поэтому все мы пили. Когда я начинал чувствовать себя плохо, то переходил с водки на пиво, а когда жизнь казалась невыносимой – с пива на водку. А еще мы часто меняли места работы: иногда выгоняли, иногда по личным мотивам. Кое-кому из нас удалось сыграть три-четыре эпизодических роли в бездарных фильмах и разжижающих мозги мыльных операх. Студиям иногда требовались типажи сумасшедших, негодяев, бездомных и алкоголиков – тех, кем мы, собственно, были.

Так шла наша жизнь – от елки до елки.

В этом сезоне мы встретились снова.

Первой в мою жизнь ворвалась Марина. Она стала разве что чуточку старше, и ничего у нее не устроилось.

– Все богатенькие – подлецы, – вместо «здрасьте» сказала она. Вместо того чтобы сказать, что я всегда знал об этом, я купил на последние деньги цветов, конфет и ноль-семь. Мы отметили помолвку и завалились спать. До траханья дело, правда, не дошло. Я давно понял, что нас связывают вещи более важные, нежели просто секс.

Мы вызвонили Дашу. Соловей и Поваляев обнаружились сами. Первый был на мели.

– Псевдолоза пропал, – объяснился он по поводу своего бомжового пиджака. – Я вот думаю, может, он и был настоящий Лоза? Хотя это уже неважно. Кому теперь нужен Лоза? Лучше билеты на утренники продавать.

Поваляева прогнали со свадьбы.

– В первый раз в жизни решил сказать людям правду, – поделился он. – О том, что браки свершаются на небесах, а не в этих бляд*их загсах и ресторанах. Плебеи! Они разбили мне морду.

Подобные жалобы я слышал от них постоянно. Что и говорить, жизнь нас не баловала. И когда хотелось встретиться с нею лицом к лицу, она оборачивалась к нам жопой. Поваляев находил в этом что-то геройское.

И теперь я сидел со своими друзьями в буфете. Вино у буфетчицы кончилось. Но откуда-то взялся коньяк. Я в крайнем случае могу употреблять его без бутерброда с икрой. Лишь бы было что пить, лишь бы сидеть и слушать их разговор.

– Помните рекламу «мезим форте»? – щебетала сильно захмелевшая Дашенька. – Это мой смех там за кадром!

Вообще-то она молчунья.

– Дашуля! – гремел Поваляев. – Ты талант! Поехали с тобой жить в Европу. Трудно будет, конечно, покинуть родину великого Мейерхольда!

– Трудно, – Соловьев вытер слезу кроличьим ухом.

– Не плачь, Кролик, ты гений!

Я выпил еще стаканчик и улыбнулся. Мне было хорошо. Я смотрел на моих друзей с теплом и любовью. Было в нас что-то такое особенное, настоящее что-то – то, что и для пьянки, и для разведки подходит. Не много таких людей на земле найдется. Мне было стыдно, что я черт знает что думал о них с утра с похмелюги. Я любовался Мариной и предчувствовал, что мы не поедем сегодня чесать по квартирам, а доберемся до моей однушки и будем ломать кровать…

1986, август

Душно… Было по-питерски душно. Воздух, густо замешанный на утреннем тумане с Невы, дневном смоге, вечернем запахе прогретого асфальта и ещё на чём-то неуловимом, крепко обнимал прохожих.

С улицы Салтыкова-Щедрина Славка повернул на Литейный. Позади остались величественный дом Офицеров, похожий на торт Преображенский собор, памятник Некрасову, кружевной фасад центрального лектория. На углу, на пересечении Невского с Владимирским – буква Г сорок девятого дома. Красноватые стены, полукруглые окна и тяжёлая дверь – вход в «Сайгон».

Уже лет двадцать строгие мамы заклинали подросших сыновей и дочерей держаться подальше от этого злачного места. Начиная с конца шестидесятых, здесь собиралась питерская богема. Художники, писатели, музыканты, наркоманы и фарца, студенты и просто бездельники – молодые и не очень. В «Сайгон» шли стиляги, хиппи, рокеры, рафинированные кочегары и дворники. Мальчики и девочки из хороших семей тянулись в «Сайгон», как сельдь на нерест. Сюда убегали от одиночества. Здесь писали стихи, читали конспекты, обменивались самиздатом, влюблялись и собирали деньги на выпивку.

Мамы заклинали, а дети, разумеется, поступали по-своему. Новые и новые поколения юнцов протирали штаны на низких подоконниках «Сайгона», которые использовались как скамейки. Сидя на них, пили кофе и вели умные беседы, узнавали о квартирниках и глазели на своих кумиров.

Читать дальше