Сергей Рафалович - Пленная Воля

Важно идет она улицей людною:
«Эй, расступайся, народ!»
Горе тому, кто мечтой безрассудною
Пьян, без поклона пройдет;

Честь ей и место: пусть каждый сторонится…
Если ж прохожий знатней,
Съежится барыня, низко поклонится,
Точно он властен над ней.

Она восседает на кресле точеном,
К подножью ступени ведут;
Стоят по ступеням пажи; перед троном
Сановники знатные ждут.

Рассеянным взглядом дарит их царица,
Встречает небрежным кивком.
Придворных притворно-умильные лица,
Склоняясь, проходят гуськом.

Со шляпами руки в поклоне застыли,
Привычная гнется спина;
И пудры вельможной, и солнечной пыли
Высокая зала полна.

Топорщится-блещет шитье золотое,
Звезда на груди — как фонарь.
Но знатная челядь — лишь стадо людское,
А стадо — безликая тварь.

И выпрямив стройную, нежную шею,
Головку откинув, — она
С досадою шепчет: «Я властью своею
В неволю рабам отдана;

Царить над рабами царя недостойно,
Царить над царями хочу».
И тонкую руку подъемлет спокойно,
Без слов разгоняя толпу;

И тихо идет по пустынным чертогам
В венце золотистых лучей,
И грезит, забывшись, что встретилась с Богом, —
И Бог преклонился пред ней.

Подобран и стянут хитон ее белый,
Острижены кудри и выжжена грудь,
Чтоб лук тугострунный и мечущий стрелы
Она без помехи могла натянуть.

И руки, и ноги она обнажила,
Схватила секиру и вскинула щит,
Для боя, где силой измерится сила,
Для быстрой погони, коль враг побежит.

Как сталь, закалился для тяжкой работы
Приземистый, крепкий, но женственный стан;
И в жути смертельной борьбы иль охоты
Чужды ей и жалость, и робкий обман.

И светел, и ясен, и властно-спокоен
Очей немигающих вдумчивый взор;
И — дева иль мать — пред врагом она — воин
И верный соратник для верных сестер.

В борьбе и ловитве не ищет забавы,
Но дело свершает и долгу верна;
Чуждается рабства, гнушается славы
И подвиг ненужный отвергнет она.

Бестрепетным духом опасность измерит,
Осудит бездумный и дикий порыв,
И трезвым расчетам свершенье доверит,
Пред смертью и солнцем очей не склонив.

Она победила не силой, а властью,
Не мощью, а волей — красавца-коня,
И стало забавой, и сделалось страстью
Полезное дело минувшего дня.

Не кров свой она охранит от соседа,
И в даль не за пищею бег устремлен,
Но радует душу иная победа,
И зверь ей не нужен, коль зверь укрощен.

Бороться с сильнейшим искусством разумным
И прихоти быстрой его подчинить,
Над зверем свободным, над зверем бездумным,
Горячим и гордым бесстрашно царить,

И мчаться, и мчаться, забыв о покое
Вселенной созвучной и мерной, как стих, —
Да есть ли на свет блаженство такое?
Да стоит ли вечность мгновений таких?

Спина Афродиты и руки Паллады,
Широкие плечи и девственный стан,
Суровость Дианы и дикость Менады,
Любовных томлений презревших обман.

К могучей спине непокорного зверя
Она приросла, невесома, как пух,
Стремя иль влекома, но в мощь свою веря,
Как с плотью слиянный, бестрепетный дух.

Как ель стройна, как дуб могуча,
Гибка, как ивы гибкий ствол,
Бела как снег, черна как туча,
Быстра как лань, груба как вол.

Тюрьму одежд расторгнув смело,
И стыд отбросив далеко,
С трико слилось нагое тело,
И телом кажется трико.

Блестя рядами мелких блесток, —
Под золотою чешуей
Упругий стан и тверд, и жесток,
Как сук, охваченный змеей.

И высоко под сводом круглым,
В сиянье белых фонарей,
Она мелькает ликом смуглым
Под черным облаком кудрей.

Со злой опасностью играя, —
Над пропастью, где гибель ждет,
От края сводов и до края
Она свершает свой полет;

Вперед, назад, над темной бездной
Летит без встреч и без разлук,
Отдав работе бесполезной
Бесстрашье дум и силу рук.

Отрадно ей пытать удачу,
Дразнить лукавую судьбу,
Решать ненужную задачу,
Вести бесцельную борьбу