Александр Гитович - Избранное

Нет, нелегко брести такой дорогой
И продолжать однообразный труд,
Живя с поэзией своей убогой,
Как с нелюбимой женщиной живут.

Неведомых художников холсты,
Внезапно получившие признанье,
Музеи купят в громе суеты,
Чтобы пополнить пышное собранье.

Но неизвестных стихотворцев труд,
Стихи, рожденные для долгой жизни,
Их ни в какой музей не продадут:
Они давно подарены Отчизне.

«Нам — хлеб за мысль! Да это что — угроз?
Мыслитель должен быть — во все века —
Гранильщиком алмазов, как Спиноза,
Иль сторожем морского маяка.
За это ремесло он будет вправе
Есть хлеб земной и прокормить семью,
И продолжать, не думая о славе,
Бессонный труд — нагую мысль свою.
Та Мысль — Бессмертье, Правота и Свет
Живых людей и формул отвлеченных...»

Так говорил храбрейший из ученых.
А что Искусство сочинит в ответ?

Мы странное испытываем чувство,
Внезапно обнаружив, что подчас
Бесспорный подвиг братского искусства,
Тревожа мысль, не покоряет нас.

Как будто наши кровные страданья
Отражены в характере чужом,
Высокомерном даже в покаянье
И в справедливом замысле своем.

Чудеса да и только — порою
Поражался я им: почему
Восхищается мальчик строкою,
Не совсем еще ясной ему?

И душа его юная рада,
И полна неожиданных сил,
Словно нынче от старшего брата
Он внезапно письмо получил.

Но, поездив по белому свету,
Разгадал я сие колдовство:
И любовь, и пристрастье к поэту
Начинаются с веры в него.

Стихотворенье —
Отклик на событье!

Нет, добрый критик мой:
Само оно

Должно быть фактом
В нашем общежитие

И праздничным событьем
Быть должно;

Притом внезапным,
А не календарным,

Чтоб от всего
От сердца своего,

Поистине
Тепло и благодарно

Откликнулся читатель
На него.

Невелик твой ратный подвиг
В ежедневной кутерьме —
По строфе, а то и по две
Сочиняешь ты в уме.
И за это не осудишь —
Запиши, а то забудешь.
Бог один тебе судья.

Тише едешь — дальше будешь!
Эту мысль усвоил я.

Когда тебе в былом
Не поддавались строфы —
Размолвка с ремеслом
Казалась катастрофой.

А ведь была она —
Среди сомнений мрачных —
Наивна и смешна,
Как ссора новобрачных.

Сколько книг лежат и продаются,
И не продаются, а лежат.
Проповедники и правдолюбцы
Разберутся — кто тут виноват.

Все обдумают и все докажут,
А пока, над временем скользя,
Видят правду, да не скоро скажут
Наши осторожные друзья.

Какую-то основу из основ
Мы, очевидно, постигаем с детства:
По памяти досталась нам в наследство
Определенная оценка слов.

Ее младенческую правоту
Любой из нас усвоил не по книгам —
И между генералом и комбригом
Проводим мы особую черту.

Мешок заплечный спину мне натер.
Подъем все круче. Тяжко ноют ноги.
Но я лишь там раскину свой шатер,
Где забывают старьте тревоги.

И не видать конца моей дороги.
Вдали горит пастушеский костер.
Иду на огонек. Пустой простор
Молчит кругом — и не сулит подмоги.

И для чего мне помышлять о ней?
Уже я слышу, как в душе моей
Звенят слова блаженно и упруго.

Уже я радуюсь, что путь далек.
А все-таки сверну на огонек,
Где, может быть, на час найду я друга.

Есть у туристов горные маршруты
Небезопасные. На их пути
Подъемы тяжелы, тропинки круты,
И только храбрый может там пройти.

Но на вершине снежно-серебристой,
Под ветра улюлюканье и свист,
Ты видишь: все-таки они туристы,
А ты — какой ни есть — но альпинист.