Александр Гитович - Избранное

За ночь снег заметет поляны,
Нерушимую тишь песка...
Так, негаданно и нежданно,
Смерть появится у виска.

Может, где-нибудь под Казанью
Подойдет она, леденя
Высшей мерою наказанья —
Дружбой, отнятой у меня.

Покушались — и то не порвана.
Мы ее понимали так:
Если дружба, то, значит, поровну
Бой, победу, беду, табак.

Мы шагали не в одиночку,
Мы — в тяжелой жаре ночей
Через жесткую оболочку
Проникавшие в суть вещей.

Сквозь ненужные нам предметы,
За покров многолетней тьмы,
В солнце будущего планеты
Не мигая смотрели мы.

Нас одна обучала школа —
Революция, только ты
Выбирала слова и голос
Через головы мелкоты.

И, по воле твоей сверкая,
Наша дружба кругом видна —
Драгоценная и мужская,
И проверенная до дна.

Мы славили дружбу наперекор
Молве. К хитрецам — спиной.
Мы славили дружбу, а не разговор
За столиками в пивной.

Понятие, выросшее в огне,
Отбросившее золу,
Суровое братство, которого нет
И быть не может в тылу.

Зачем же поэзии вечный бой
Изволил определить —
В одном окопе да нам с тобой
Махорки не поделить!

Юность всяким превратностям рада,
Ей бы только менять города:
Кто-то выбрал гранит Ленинграда,
Кто-то стал москвичом навсегда.

Тридцать лет не бывал я в Смоленске,
Не видал — от греха своего —
Ни садов его в солнечном блеске,
Ни стены знаменитой его;

И закатов его, и рассветов,
Колыбелей его и могил...
И в Смоленскую школу поэтов
Македонов меня не включил.

Почему же все чаще и чаще,
От Невы до истоков Днепра,
Наподобие птицы летящей,
Сны уносят меня до утра.

Окружают меня чудесами
И тревожат всю ночь напролет,
Будто там — на углу под часами —
До сих пор меня девушка ждет,

Чтобы вместе, знакомой тропою,
Нам добраться до Чертова рва,
Где, укрывшись в овраге от зноя,
Лихорадочно дышит трава,

Чтобы в небо родное вглядеться,
К роднику ледяному припасть
И вдвоем воскресить наше детство
И доподлинной родины власть.

Если — в самые разные сроки —
Ты ни разу не сдался в бою,
То сойдутся в одно твои строки
И составят поэму твою.

Пусть теперь, через многие лета,
Ищешь ты отпущенья грехов —
Лебединая песня поэта
Начинается с первых стихов.

По ночам, чтоб отдохнуть от зноя,
Трудится — безропотен и строг —
Под широкой лунной белизною
Караван неторопливых строк.
Верен многолетней дисциплине,
Продолжает он ночной поход...

Где-то — за пределами пустыни —
Лают псы. А караван идет.

Молчанье озлобляет нас. Но ложь —
Она, в своем рассчитанном звучаньи,
Давно Поэзию не ставит в грош
И потому — опаснее молчанья.

Где ж Совнаркома грозная печать
И ленинская подпись под декретом,
Где навсегда запрещено поэтам:
Во-первых — лгать, а во-вторых — молчать?!

Быть может, надеялись где-то,
Что наша работа — пустяк,
Но в таинствах мрака и света
Мы знали, что это не так:

Ведь было бы попросту глупо —
Как воду носить решетом, —
Чтоб наша бродячая труппа
Играла в театре пустом.

Поэт, как время над просторами,
Царит в степи своей голодной;
Тот, кто уходит в глубь Истории,
Уходит в глубь души народной.

Там, где в пещере люди грезили,
Там — на стене — его начало:
Там молчаливая Поэзия
Свои стихи нарисовала.

Если, бросив дурные привычки,
Ты в иные поверишь пути —
Мы поедем с тобой в электричке,
Чтобы сказочный терем найти.