Александр Гитович - Избранное

Те желтые огни в бревенчатых домах,
Та гладкая вода, весла внезапный взмах,
Та тихая река, смиренный воздух тот
Избавили меня от горя и забот.
Пускай на миг один — и то спасибо им:
Они теперь со мной всем обликом своим.
Воспоминаний свет, пронзающий года,
У нас нельзя отнять нигде и никогда.

День отошел, а мне и горя мало.
Издалека, среди густых ветвей,
Кукушка сорок раз прокуковала,
И я был рад и благодарен ей.

Но ясно мне сквозь дальний дым рассвета,
Что только в миг смятения и тьмы
Нам сердце может радовать примета,
В которую не верим с детства мы.

Когда перейду я на прозу
и разбогатею немного,
Я, может быть, выстрою хижину,
один, не жалея труда.
Вы знаете лес и равнину,
где озеро так одиноко,
Что только скитальцы чайки
любуются им иногда.

Лапландия, милая сердцу!
Твой облик уныл и неярок.
Но те, кто тебя полюбили,
не требуют ярких цветов.
Надолго, товарищ?
Надолго. И мне приготовят в подарок
Рыбацкие сети — Пинегин,
ружье — Соколов-Микитов.

И был виновный найден и опознан
Самим собой. И, молодость губя,
Промолвил он: быть может, слишком поздно
Но я решил и осудил себя.

Вы слышали Разлуки дуновенье?
Теперь на годы горя и тревог
Протянуто угрюмое мгновенье,
Когда хотел я плакать — и не мог.

И ты был, друг мой, тоже
Получше, помоложе,
И девушка хотела
Не разлюбить вовек.
И сочинил ты в песне,
Что нет ее прелестней,
И сам тому поверил,
Наивный человек.

Но годы, слава богу,
Проходят понемногу,
Живешь, не ожидаешь
Ни писем, ни вестей.
А за стеною где-то
Поется песня эта
О девушке, о счастье,
О юности твоей.

Ну что ж, попробуй. Вдруг все будет так же:
Немного хлеба, водка, соль, табак.
Опять пройдешь по нижней Кандалакше.
Опять перевезет тебя рыбак.
И там, где ты забыл дороги к дому,
Где в белом блеске движется волна,
Сожмется сердце: столь не по-земному
Чиста она, светла и холодна.
Наверх, туда, где сосны завершили
Свой трудный путь. Еще издалека
Увидишь камень, поднятый к вершине
Могучею работой ледника.
А там — подъем окончен. И мгновенно
Поющий ветер хлынет на тебя,
И ты услышишь музыку вселенной,
Неистребимый голос Бытия.
А солнце и не ведает заката,
А облик мира светел и велик.
Да, здесь, на миг, был счастлив ты когда-то.
Быть может, повторится этот миг.

Прикажете держать себя в руках,
В работе находить свое спасенье,
Слова искать в пустынных рудниках
Под непрерывный гул землетрясенья

И самому, о гибели трубя,
Замучить ту, что все же не разлюбит?..
Стихи, стихи! Возьмут они тебя,
На миг спасут — и навсегда погубят.

Да разве было это? Или снится
Мне сон об этом? Горная река,
Далекая китайская граница
И песенка уйгура-старика.
Да разве было это? На рассвете
Труба и марш. Военный шаг коней.
И с Балтики врывающийся ветер,
И шум ручья, и влажный блеск камней.
И веришь и не веришь... И с трудом
Бредешь за памятью в ее туманы.
...Бревенчатый под тихим солнцем дом
И вереском поросшие поляны.
И то, чего забыть никак нельзя,
Хотя бы вовсе память изменила:
И труд, и вдохновенье, и друзья,
И ты со мной. Все это было. Было.

О, если мог бы я, хоть на мгновенье,
Поверить в то, что все вернется вдруг
И я почувствую прикосновенье
Таких далеких и желанных рук!

За окнами, в сиянье зимней стужи,
Лежит залив. Кругом — холмы, леса.
А мне все кажется, что это хуже,
Чем жить в аду — но верить в чудеса.

Что мне теперь песок любой пустыни,
Любого моря блещущий прибой,
Мне, ясно понимающему ныне,
Насколько я в долгу перед тобой.

Я дешево плачу: смертельной мукой,
Томительным сознанием вины,
Отчаяньем, и горем, и разлукой —
За ту любовь, которой нет цены.

Ни судьбе, ни искусству, ни славе,
Никому я тебя не отдам.
Не могу я болтать и лукавить,
К тридцати приближаясь годам.