Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (сборник)

Он подлость голую скрывал

Сочувствия нарядом,

Под коим прятался кинжал —

Поклепа смочен ядом;

Средь лицедеев наивящ,

И гнусен паче меры,

Он облекался в долгий плащ

Преистовейшей веры.

Алел воскресный летний день,

Я правил близкий путь —

Проверить, как взошел ячмень,

Да воздуха глотнуть.

Вставало солнце – и везде

Всяк волю дал веселью:

Зайчишка мчал по борозде,

И жаворонок трелью

Восславил день.

Беспечно я глядел вокруг,

Заботы свергнув с плеч —

И трех девиц увидел вдруг,

Несущихся навстречь.

Две были в траурных плащах,

Каких не жажду зреть я;

Но разодета в пух и прах

Бежала следом третья —

Воскресный день!

Двух первых счел я за сестер,

И соутробных тож;

Им черт навек улыбку стер

С костлявых кислых рож;

А сзади третья: прыг да скок,

Ни дать ни взять, ягненок!

Меня окликнул голосок

Девичий, чист и звонок:

– Эй! Добрый день!

– День добрый! – молвил я тотчас:

– Вы что, меня признали?

Я тоже где-то видел вас,

Но где – скажу едва ли…

Лучится взор, и брызжет смех:

– На мой алтарь ты смог

Метнуть немало правил тех,

Что заповедал Бог

В далекий день!

Ведь я Забава! Лба не хмурь,

Приятель, видя здесь

Еще Юродивую Дурь

И Ханжескую Спесь.

Я в Мохлин, к Ярмарке Святой

Намерена попасть;

Айда за мной! Над сей четой

Мы посмеемся всласть

В безумный день!

Я рек: – Отлично! По рукам!

Но в праздничном наряде

Желаю объявиться там

Потехи пущей ради!

И как чумной помчал домой,

Переменить рубаху;

И, словно в бой, пошел с гурьбой,

Тянувшейся по шляху

В урочный день.

Торопят фермеры коней,

Скрипят их колымаги;

И расфуфыренных парней

Дурачатся ватаги;

Девичьи стайки босиком

Бегут: щадят ботинки,

Надев шелка, набив битком

С провизией корзинки —

На долгий день.

Велся пожертвований сбор,

И я извлек полушку;

Но поп уставился в упор —

И шиллинг канул в кружку.

В поту, в пыли – мы все дошли

(До места, не до точки);

И всяк был рад пристроить зад

К скамейке, стулу, бочке —

Нелегкий день!

На случай ливня есть навес

Для знатного народа,

И две-три шлюхи с резвой Джесс1

Шатаются у входа.

А вон старухи, чьих речей

Убийственна отрава;

И вон кильмарнокских ткачей

Беснуется орава —

Изгадят день.

Та отмолить спешит грешки,

Презревши кутерьму;

А тот вопит, что башмаки

Замызгали ему;

А одесную село тут

Собранье постных ряшек —

И парни весело зовут

Ошую сесть милашек:

Долгонек день…

И муж поистине блажен2,

Коли девица, иже

Взяла его в любовный плен,

Усядется поближе!

И пусть везде, куда ни глянь —

Блюстители приличий,

Он движет потихоньку длань

На знойный бюст девичий:

О, дивный день!

Молчок, ни звука! Без помех

Должны услышать люди,

Какою мздой грозит за грех

Непогрешимый Муди3.

Когда б диавол, словно встарь,

Проник на землю Божью4,

И Муди, худшую из харь,

Узрел – то был бы дрожью

Трясом весь день.

Рыкает Муди, аки лев,

Не жравший третьи сутки;

Бездонный отверзает зев,

Пророчит кары жутки!

Взопрел свиной его пятак,

Но речи брызжут, жарки,

И опаляют сердце – как

Горчичные припарки: