Джон Китс - Малые поэмы

Закутан Ликий: смотрит лишь на хрящ

Тропы, и прочь уходит; из груди

У Ламии исторглось: «Погоди!

Одна стою – средь гор, лесов, полей!

О Ликий, оглянись и пожалей!»

И столько было страсти в этом крике,

Что, как Орфей когда-то к Эвридике,

Он обернулся – и застыл, узрев

Желаннейшую из блистательнейших дев.

И жадно взглядом красоту впивал,

Как пьют до дна дурманящий фиал —

Но тот не иссякал; боясь, что диво

Исчезнет, Ликий начал торопливо

Обильную хвалу великолепью,

Сражен, заворожен, окован прочной цепью:

«Одна? Средь гор?.. К одной тебе, к богине,

Упорным взором обращусь отныне!

О, сжалься надо мной, не обмани:

Исчезнешь – и свои скончаю дни.

Постой, наяда! Ведь издалека

Сумеет внять речам твоим река;

Постой, о нимфа дебрей, погоди —

Прольются в лес и без тебя дожди;

Плеяда павшая! Тебе взамен

Иной Плеяды свет запечатлен

В небесной сфере будет; неужели

Восторженный мой слух затронув еле

Волшебным зовом, сгинешь, неземная?

Ведь сгину сам, тебя припоминая!

О сжалься!..» Молвит Ламия: «Но коль

Покину высь, и предпочту юдоль,

Где что ни шаг – колючие цветы,

Что сможешь молвить, или сделать ты,

Дабы забыла я свой горний дом?

О, не проси бродить с тобой вдвоем

В безрадостной глуши: сия страна

Бессмертной благодати лишена!

Ученым будучи, ты знаешь сам,

Что нежный дух, привыкший к небесам,

Здесь не жилец; увы – каким эфиром

Чистейшим ты сумел бы в мире сиром

Питать меня? Волшебный где чертог,

В котором ублажать меня бы смог

На тысячу ладов, как всемогущий бог?

Увы – прощай!» Привстала на носки,

Воздела руки… Бледный от тоски,

Не в силах нежный позабыть призыв,

Злосчастный Ликий был ни мертв, ни жив.

Казалось, горе юноши нимало

Жестокосердную не занимало;

Но ярый огнь во взоре вспыхнул ярком…

И вот лобзаньем, царственным подарком,

Она вселила в Ликия опять

Жизнь, что уже готовилась отнять.

Стал мака ярче, кто белее мела

Был миг назад; а Ламия запела

О красоте, любви, о счастье без предела,

О сказке, что живет во всякой были…

А звезды, внемля ей, мерцанье затаили.

Потом полился лепет пылкой речи:

Так, много дней прожаждав первой встречи

Наедине, безмолвное – изустным

Признанием сменяют; бывший грустным —

Стал радостным; и был поверить в силах,

Что женщина пред ним; что в женских жилах

Клокочет кровь, а не струятся токи

Небесные; что столь же к ней жестоки,

Сколь и к нему, вседневные невзгоды…

Она дивилась, как в Коринфе годы

Жил Ликий – и не встретил незнакомки

Прелестной, чьи – неброски и негромки —

Влачились дни, исполнены богатства,

Но не любви; отнюдь не без приятства

Тянулись дни бесцветные – пока

Ей Ликий не предстал издалека

Близ колоннады в храме Афродиты,

Где жертвенники были сплошь покрыты

Плодами приворотными и зельем —

Адонии справляли; но с весельем

Ей знаться было – что в чужом пиру с похмельем…

И Ликий вспрял от смерти к бытию,

Зря деву, и внимая речь сию.

И просиял, уразумевши, как

Лукавства женского был явлен знак;

И всяким изреченным женским словом

Манило юношу к отрадам новым.

Пускай поэт безумный славить рад

Красу богинь лесных, дриад, наяд —

Живущим в чаще, в озере, в пещере,

Им женственная прелесть в полной мере

Не свойственна; ее вложило время

Лишь в камень Пирры, иль в Адама семя.

И Ламия решила очень верно,

Что вожделений плотских пыл и скверна

Богиням чужды – легче строить ков

Без ухищрений, без обиняков;

Что женского надежней нет пути —

Сразить красой – и ею же спасти.

И Ликий, дщерь увидев человечью,

Ответил, вздохи чередуя с речью,

И ласково прелестную спросил:

Достичь Коринфа – станет хрупких сил?

Но Ламия заклятьем тайным вмиг

Свела дорогу дальнюю с трех лиг

До трех шагов; а Ликий сей обман

Прозреть не смог, любовью обуян.

И как ворота града миновали,

Не знал он – да и знать желал едва ли.

Как бред безумца, плыл со всех концов

Коринфа – от заносчивых дворцов,

От улиц людных, и от капищ пышных —

Гулянья гул: подобье звуков, слышных

В начале бури; и вздымался в ночь:

Богач и нищий – всякий люд не прочь

Наедине пройтись, не то сам-друг

По белой мостовой, вкусить досуг;

Огни пиров повсюду зажжены…

Две тени то скользили вдоль стены,

То прыгали по выступам ограды,