Джон Китс - Малые поэмы

Обильно рассыпавшихся волос

Укрыл стопы Титану, и согрел.

И долго, долго бысть сия чета

Недвижна, что надгробный монумент

Своей же мощи… Долго, страшно долго

Я созерцал тоскливый этот вид:

Безгласный Бог, согнувшийся к земле,

Простертая Богиня, вся в слезах…

Царила тишь. И день за днем потек,

И мнилось, целый мир исчез – опричь

Гнетущей тишины, и мглы, и трех

Огромных и недвижимых фигур.

И месяц я томился так – зане

Пылавший мозг подметил: миновать

Луна успела все четыре фазы.

И, мнилось, день за днем я сох и чах,

Теряя плоть. О, как же я молил:

Сюда, о Смерть! Явись в угрюмый дол,

И вызволи! Я жаждал перемен,

И всхлипывал, себя вотще кляня —

Покуда Крон, подъяв угрюмый взор,

Не поглядел на чуждый, жуткий край,

На сумрак и печаль окрестных мест —

И на Богиню подле стоп своих.

Как влажный запах листьев, трав, цветов

По дебрям льется, полня всяк прогал

И всякий лог – так полились во мглу

Глаголы Крона, проникая вдлинь

И вширь, втекая в каждое дупло,

И в каждый закоулок лисьих нор —

Печальны, глухи; мнилось, Крон просил:

Услышь хотя бы ты, заблудший Пан!

«Стенайте, братья: мы отлучены,

Отрешены от боголепых дел:

Не правим обращением светил,

Не пригреваем колос тучных нив —

О, как же божью сердцу изливать

Безмерную любовь? Стенайте же!

Стенайте! Ярок блеск мятежных сфер…

А путь светил рассчитан испокон,

И облака по-прежнему плывут,

И древеса цветут, и бьет волна

О брег веселый… Смерти в мире нет —

Но будет! Будет смерть! Рыдай, горюй,

Стенай, о Рея! Детища твои

Восставшие на Крона, Крона в прах

Повергли, обратили бога в тлен!

О, застенайте! Ныне я – тростник,

Колеблемый ветрами! Глас мой слаб,

И сам я нынче немощен и хил!

Стенайте! Кто не стонет – пособи

Воспрянуть, победить! Мы победим,

Растопчем дерзостных – и трубный зык

Восславит нас, и грянет мирный гимн,

И вмиг зазолотятся облака;

Сольется пенье с перебором струн

Серебряным. И много новых благ

Создам на диво дщерям и сынам

Небесным!..» Он растерянно умолк,

И вновь застыл, бессилен и понур —

Так умолкает немощный старик,

Оплакавший родных… Мои глаза

И уши, мнилось, действовали врозь,

Вразлад, вразброд, враздробь и вразнобой:

Гремел глагол – но сколь явился образ

Глаголавшего жалок! Я смотрел,

А Крон сидел уныло под шатром

Ветвей корявых. Ни единый лист

Не дрогнул. Неужели слух налгал?

Решил бы я, что Крон окаменел,

Когда б не дрожь его разверстых губ

Меж завитками белой бороды.

И, словно солнце в облачном руне,

Был виден в этих снежных завитках

Титанов лик… И Тейя поднялась,

Десницу направляя в темноту,

Зовя куда-то. И поднялся Крон,

Как бледный исполин, что, моряков

Страша, встает из волн в полночный час, —

И лес обоих вскоре поглотил.

Сказала Мнемозина: «Правят путь

К сородичам – а те средь черных скал

Страдают, познавая боль, и жуть,

И безнадежность…» Речь моей вожатой

Продолжу ли? Окончился пролог

И, может быть, читатель утомлен

Виденьем этим… Краткий перерыв

Содеем – и осмелюсь, и решусь,

И Мнемозина вновь заговорит.

Песнь II

«О смертный, чтобы ты уразумел,

Доступной речью твой наполню слух,

Понятиями, коих ты не чужд —

Иначе ветру внял бы ты скорей,

Чей голос для тебя – пустейший шум,

Хотя легенды шепчет он лесам…

Во мрачных безднах льются реки слез!

Поверь: таких скорбей, подобных мук

Не выразишь ни речью, ни пером!

Титаны – связни, или беглецы, —

Стенают неизбывно: «Крон, спаси!»

Не прилетит, увы, ответный глас.

Из наших великанов лишь один

Еще не пал, и властвует еще —

Гиперион. И шаровидный огнь

Ему престолом служит – Богу Солнца.

Но чует Бог: беда недалека.

Страшится смертный множества примет,

А знамения горние – грозней:

Не песий вой, и не вороний грай,

Не родственник, ступивший на порог,

Когда раздался погребальный звон —

А знамения навевают страх

Гипериону. Весь его дворец,

От золотых пирамидальных веж

До бронзовых укромных галерей,

Кровавым жаром тлеет – всяк покой,

И всяк чертог соделался багров.

Оконные завесы, тучи тож —

Гремят. И в эти дни кадильный дым,

До Бога доходящий с алтарей,

Что на священных ставятся холмах,

Смердит каленой медью и свинцом

Растопленным… Когда на сонный Запад,