Летучий бег часов благословен —
Как скоро я земной покину плен!
Я полон мощью светлой, горделиво
Взмываю над водой… Но кто здесь? Ива
Седая изжелта, вдруг осветилась…
То пара крыл лазоревых раскрылась,
В узоре злата, в переплете алом,
Мерцает переливчатым опалом,
Как бы восторга движима волной,
Бесшумно вновь смыкаясь над корой.
Здесь бабочка! Обласканная светом,
Ты мне сродни! И дышит спелым летом
Крылом твоим волнуемый эфир,
Ты воздух пьешь, и мирен этот пир.
Но тише! Очарованный узор
Привлек врага береговой дозор:
Нагих детей, плескавшихся всё время
На мелководье. Радо злое племя
Игрушке яркой. Тут же заклинанье
Творю, незрим; легко мое дыханье
Смыкает крылья бабочки — и вот
Сухой коре подобен их испод.
Тотчас забыв погоню за тобой,
Один отвлекся, а за ним другой —
Под ветлами рассеянно блуждают
И в камышах ракушки собирают.
Позволь взглянуть! С изнанки одноцветной
Крыло пестрит узор едва заметный,
Златых письмен так строго сочетанье,
Друг к другу так стремятся начертанья,
Как бы песок скользит по хрусталю
Вглубь чаши. Что за диво! Я ловлю
Внезапный блеск — и стали внятны знаки,
Мне ясно прежде бывшее во мраке:
Вода, огонь, твердь, воздух, суть моя.
О боль! Куда теперь отправлюсь я?
Мне жуток выбор и неволя знанья,
Я более не дух. В кольце сиянья
Зрю отблески иного бытия;
Дрожит земля, и кровь кипит моя.
Не улетай же, золотистый бражник!
Постой, постой, волшебной книги стражник…
Но ни мольбой, ни чарами помочь
Уже нельзя… Он улетает прочь.
Завязь ночью воробьиной
Распустилась вполовину
Сердце — бархатный рубин
Меж чешуйчатых пластин.
Золотых тычин кольчуга
Вдоль намеченного крута —
Всё ровнее тесный ряд
Золотозеленых гряд.
И из алого жерла
Разрастаются крыла,
Лепестки под золотою
Мотыльковою пыльцою.
Эльфа крохотной рукой
Свернут свиток их тугой.
День еще один пройдет —
Развернется переплет.
Киноварные, сквозные,
Гладки языки резные,
Каждый узкий язычок
Пьет лучей незримых ток
В жажде воздуха и света —
Август свят и свято лето.
Ряд тычинок позлащенный
Сомкнут вязью опыленной
В сердце каждого цветка
Наподобие венка.
Так приди, благословенный
Миг, что дарит форме тленной,
В бренной красоте ее,
Истинное бытие!
Пусть растает, пусть увянет —
Непреложным словом станет
В заклинаниях Творца,
В книге вечного Отца.
Вне имен и форм на время
В толще тьмы уснуло семя.
Вот площадь у колодца. За стволами
Каштанов — золотистый мох ворот.
В сентябрьском свете портулака пламя
На старой клумбе отгорит вот-вот.
У этой клумбы я сидел когда-то
Ребенком одиноким и свой страх
Почти что забывал в часы заката,
Когда, щелчками спелые взрывая
Стручки, следил, как на моих глазах
Зрачок плода бледнел, пересыхая.
Свет потуши и спи. Не умолкая,
Поет источник старый под окном,
Но ты к нему привыкнешь, засыпая,
Как все, кто прежде посещал мой дом.
Но, может статься, в час, когда дремота
Тебя уже накроет с головой,
Вдруг галька хрустнет под окном и кто-то
Нечаянно нарушит твой покой,
И пенье смолкнет вод, — тогда без страха
Внемли: ведь полнозвезден небосвод,
И только путник, горсть омыв от праха,
Воды черпнет — и снова в путь пойдет.
И снова в чаше мраморной заплещет,
Ты не один — так радуйся судьбе!..
Путей немало в звездном свете блещет,
Но есть и тот, что приведет к тебе.
Проснись, мой друг, и выслушай мой сон.
Стояли мы перед необозримой
Отвесною грядою древних гор,
Зияющим ущельем рассеченной,
И шла во тьму расселины тропа.
Ночь быстро пала — лишь вершины тлели,
Как уголья; и открывалась пропасть
Поодаль от тропы, полна утесов.
Так смерклось.
И страх нам холодом в лицо повеял.
Но надо лбом моим взошла, как будто
Со мной в едином образе слита,
Сияющая белоснежным светом
Звезда — и мы ободрились. Я знал,
Что предстоит нам, и сказал, тебя
Взяв за руку: «Ты знаешь, что грядет —
Прошу тебя: покуда не прошли мы
Весь этот путь, нам данный в испытанье,
Не прикасайся к ясному светилу,
Что надо мной горит!
Я родиною бесконечно милой
Обоим нам, невиданной, но внятной
Тебе и мне от ночи первой встречи,
Тоской, нам общей, ныне заклинаю
Тебя — не предавай ее! За этой
Вершиною, где тает свет, как снег,
Уснула родина…
Читать дальше