Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

Царь, правящий Эфесом, Пандарей,

Прельщённый силой золотой собаки,

Что внешностью невиданной своей

Вселяла умиление и страхи,

Таясь от всех, направился на Крит

И миссией своей неблагородною

Утешил зависть, что давно не спит —

Украл-таки чудесное животное.

«Но как и где от всех её укрыть?.. —

С тяжёлой думой плыл назад по морю.

Сник Пандарей, и поугасла прыть. —

Отдам Танталу, чтоб избегнуть горя!»

Во гневе Зевс!.. Он обо всём узнал.

Теперь покажет сыну власть крутую!..

– Несись, Гермес, в Сипилу, пусть Тантал

Вернёт мою собаку золотую!

Опять глумился сын, как напоказ,

Он не признал любви его и нимба!..

В мгновенье ока выполнил наказ

Гермес, посланник светлого Олимпа.

– Все знают, – молвил бог, – что Пандарей

На Крите выкрал Зевсову собаку,

Не огорчай отца, верни скорей!

Не лезь, Тантал, в невиданную драку!

Не скроют смертные деянья от богов.

Отец щадит тебя по воле сердца,

А ты живёшь… прощением грехов,

Остерегайся гнева громовержца!

Тантал ответил вестнику:

– Постой!

Напрасно мне грозишь отцовским гневом!

Не видел я собаки золотой,

И ни при чём здесь родственное древо!

Собаки нет, и я её не брал!

А боги ошибаются, повесы!

И клялся страшной клятвою Тантал,

Как будто правду говорил Гермесу.

Обидой бурной речь свою венчал,

Так, вроде бы душа его невинна.

И громовержец снова промолчал,

Последний в жизни раз прощая сына.

Но был Тантал натурою таков,

Что выпросил у Зевса наказанье

И новым оскорблением богов,

И страшным, необычным злодеяньем.

Он наважденье низменных страстей

Гордыней и жестокостью утроил:

Чтоб испытать всевиденье гостей,

Им трапезу ужасную подстроил,

Убив Пелопса, сына своего

(Такого мир не видывал веками!),

Прекрасным блюдом преподнёс его,

Потешиться желая над богами.

Злой умысел разгадан был тотчас,

Пронёсся ропот, будто шелест ветра,

И лишь кусочек нежного плеча

Бедою ослеплённая Деметра

Жевала вяло, думая своё,

По дочери страдая, Персефоне,

Похищенной недавно у неё

Аидом, восседающим на троне

В подземном царстве.

Всё, но без плеча,

В котёл большой сложили молча боги,

И слышно было, как огонь трещал,

Бросая отблески на золото чертога.

Таились осуждение и гнев,

И кары тень в молчанье этом жёстком,

И лишь кивком велел Гермесу Зевс

Заняться воскрешением подростка.

Смешал доброжелательный Гермес

Всю силу чар своих с любовью нежной,

Творил упрямо – и Пелопс воскрес

В здоровой силе юности прелестной,

Прекраснее того, что раньше был,

Жаль, не было плеча. И сникла гостья…

Но бог-кузнец Гефест явил свой пыл,

Плечо ваяя из слоновой кости.

Старательностью чудо сотворил,

Что даже для богов казалось дивом,

Навечно всех потомков наделив

Пятном белёсым на плече красивом.

Как говорится, каждому своё —

И получил «своё» (куда ж тут деться?)

Тантал, что переполнил до краёв

Терпенья чашу бога-громовержца.

Низверг Тантала любящий отец,

Определяя кару не для вида.

Был слишком терпелив. И, наконец,

Отправлен сын в печальный мир Аида.

Стоит в воде без права утолить

Горенье жажды человеко-трупа,

В пустой надежде тихо просят пить

Коростою покрывшиеся губы.

«Один… Совсем один в своей беде,

Покаранный и Зевсом, и богами…»

В отчаянье склоняется к воде —

И лишь земля чернеет под ногами…

Но вот сменился жажды суховей

Тягучей болью голода – и тут же

Над дугами Танталовых бровей

В листве зелёной зависают груши,

Оливы, сливы (он их и не ждал),

И яблоки, и гроздья винограда…

Рукою слабой тянется Тантал…