Брань.
Проклятья.
Проклятья
и слезы.
На вокзалах
толпа матерей.
Их сшибали с пути
паровозы,
Поднимал
поцелуй дочерей.
«Верочка моя…
Вера…»
Лозовая.
Павлоград.
Подхватили меня кавалеры
Из отчаянных наших ребят.
………………………………………………
Я любила,
не уставая,
Все неистовей
день ото дня.
Член компартии из Уругвая
Плакал:
«Вэрко, люби меня…»
Я запомнила его улыбку,
Лягушачьи объятья во сне.
Неуютный,
болезненный,
хлипкий,
Днем и ночью,
он липнул ко мне.
Я хотела на нем задержаться,
Я могла бы себя укротить,
Но не мог он —
подумаешь, цаца! —
Мне любви моей прошлой простить.
Шел, как баба,
он к автомобилю,
По рукам было видно —
не наш.
Через год мы его пристрелили
За предательство и шпионаж.
Гоцай, мама,
да бер-би-цюци!
Жизнь катилась,
как Днепр-река.
Я узнала товарища Луца,
Ваську Луца,
большевика.
Васька Луц!
Где о нем не слыхали?
Был он ясен и чист
как стекло.
Мои губы
его отыскали,
Мое сердце
на нем отошло.
……………………………………
Гоцай, мама,
его подкосили!
Под Орлом его пуля взяла.
Встань из гроба,
Луц Василий,
Твоя Верка
до ручки дошла.
……………………………………………..
Гоцай, мама,
да бер-би-цюци!
Я сама себе
прокурор.
Без шумихи,
без резолюций
Подпишу себе приговор.
Будь же твердой,
Верка, в расплате.
Он прощал, —
ты не можешь простить.
Ты свободу искала
в кровати,
Ты одно понимала —
любить.
Кто же ты?
Вспомни путь твой сначала.
С кем ты шла?
Чем ты лучше любой?
Ты не шла —
тебя время бросало,
Темный сброд ты вела за собой.
Ты кидалась вслепую упрямо,
Ты свой долг
забывала легко.
Прямо в грязь
опрокинуто знамя,
В подреберье
засело древко.
Посмотри:
ни орел и ни решка.
От стыда
ты свернулась ежом,
Рот усталый
искривлен усмешкой,
Сердце – точно петух под ножом.
Без почета,
без салютов
Схороните Верку,
друзья.
Родилась в девятьсотом
(как будто),
В двадцать пятом расходуюсь я.
Месяц июль.
День Конституции.
Облака бегут не спеша.
Гоцай, мама,
да бер-би-цюци!
Верка платит по счету.
Ша!..
1929–1933
Хотите верьте – хотите нет
Хотите верьте – хотите нет, но читать стихи, как и писать, я начал с четырех лет, и это стихотворение в 9 лет немедленно запомнил наизусть. Папа впоследствии мне посоветовал прочесть рассказ Алексея Толстого «Гадюка», и я поразился, как схожа Верка с Ольгой Вячеславовной Зотовой, которая с навыками фронтового кавалериста попала в нэпманскую Москву и не могла ни понять, ни принять правила коммунального общежития. А позднее оказалось, что Верка напоминает еще и героиню смеляковского стихотворения «Жидовка», вернувшуюся из ГУЛАГа:
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена —
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
……………………………………………………
И слежу, удивляясь не слишком —
Впечатленьями жизнь не бедна, —
Как свою пенсионную книжку
Сквозь окошко толкает она.
А потом к этим женщинам прибавилась Клавдия Вавилова, сыгранная Нонной Мордюковой в потрясающем фильме Александра Аскольдова «Комиссар». Если бы Вавилову не убили на Гражданской войне, ее бы тоже могли затравить в коммуналке или отправить в ГУЛАГ.
Пробивая этот фильм, больше двадцати лет пролежавший на полке, я слышал от снобов, что именно такие женщины и погубили Россию, но если ее и погубили, то как раз те мужчины, которые так относятся к женщинам и впутывают их в свои безжалостные игры.
Верка говорит: «Мир трясет большевистская вера…» Как будто уже не подчиняясь автору, она находит точный глагол, не заботясь об оправдании ни для себя самой, ни для сверстников, вышедших в наркомы, ни для «братьев», которым только кажется, что они правят страной, ни для «сестер», которые «в Советах, как дома». Какой ценой они там оказались и надолго ли? И не ждет ли их всех такая же судьба, как того же несчастного уругвайца или саму Верку? Но и здесь злорадство не должно возобладать над милосердием.
Справедливо сказано: «Милосердие – выше справедливости». Будем же милосердны, говоря о прошлом. Да и о настоящем, само собой.
Посмотрите иранский фильм «Расставание» – и вы ужаснетесь тому, что творится, когда даже хорошие люди немилосердны по отношению к другим хорошим людям.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу