Вадим Гарднер - У Финского залива

Три ольхи, одна береза,
Все четыре обнимаются
На песке у вод прибрежных
У заливных вод сиреневых.
Там еще поближе к влаге
Ольхи, близнецы степенные,
Четверни, чуть-чуть колышутся.
Золотыми порошинками,
Или звездочками яркими
Блещут облачки на севере.
На утрате солнце майское…
Сколько бурь и наводнений
Ольхи вытерпели крепкие.
Детвора по ним карабкалась,
По стволам, покрытым ягелем.
Первый натиск волн взъярившихся
Принимали ольхи старые,
Коренастые, приморские:
Все живут, живут подруженьки,
Не робеючи, радушные,
У заливных вод изменчивых.
Кабы мы так по-приятельски
Жили все; страшны ль нам были бы
Шквалы жизни, вихри буйные?

Подсвечников бронзовых сфинксы крылатые
Сидят безучастно, и смотрят куда-то.
Мечты упорхнули, а были когда-то.
Зачем улетают с годами у всех
Мгновения легких утех?
И время зачем искажает черты
Былой красоты?
И сердце горит не весенним огнем,
Но тление в нем.
И сны беспокойны, и дни холодней,
И ропот на мир все сильней.
Как желчною осенью, листья желты
И долгие тучи густы,
Так блекнет душа, и роняет цветы.

Клонятся ли травы
К матери земле,
Светлые купавы
Плавают в пруду,
Облака ли бродят,
Спутницы мечты,
Хороводы ль водит
В небесах луна,
Я, всегда влекомый,
Духом красоты,
В дали все знакомый,
Движу мысль в простор.

Там где-то к коронации
Готовятся. Я — здесь
Сижу в уединении
У синих волн залива.
Что праздник целой нации?!
Милей мне наша высь
В зеленом облачении
Весна так прихотлива.
Чуть пенясь, волны низкие
Звучат, о камни бьют.
Когда еще та старая
Распустится ольха?
Душе такие близкие
Там облака плывут.
Отрадна высь не хмурая,
Погода неплоха.

Не я колдую природу,
Как некогда Сологуб.
Она меня чарует,
Вовлекая в зеленый круг.
Волхвований мощною силой
Не обладаю я.
Я только простой словесник.
Какой уж я там кудесник,
Чарователь бытия.
Но запах весны радушной
Вбираю в себя, живу;
К весне неравнодушный,
Ее струнам послушный,
Я — в полусне и наяву.

До конца, унынье сердца и отчаяние, вас
Пережить душе придется и на этот раз.

Неудач я много ведал и терпел немало бед,
И одерживал так мало подлинных побед.

Часто складывал оружье и на все махал рукой,
Пригнетаемый как будто роковой звездой.

Не хотел я в судьбы верить, а меж тем, казалось, рок
Самовластно правил мною, в круг несчастий влек.

За уронами уроны непрерывно я терпел,
И в борьбе за святость жизни все слабел, слабел.

И спасала только вера в вечную любовь.
Ею только подымался и боролся вновь.

Тучи серые, хмурые мимо
Проползают, тоску наводя.
Мое сердце печалью томимо,
Время движется, душ не щадя.
И без мглы этой дымной теснима
Глубь душевная. Мрачно бродя,
Дума давит, как свод, нестерпимо.

Вереница былых неудач
В цепь связуется с этой тоскою,
Что гнетет, хоть ты плачь, иль не плачь.
Не к отрадному тянет покою,
Что сердца исцеляет как врач.
Сочетались тревоги с хандрою,
Сплин преследует душу, — палач.

И подумаешь, право, причинность
В этой тяжести внутренней есть
За минувшее как бы повинность
Неизбежно приходится несть,
Словно всякую в прошлом провинность
Предназначено строго учесть;
А, живя, сбережешь ли невинность?

Да не тянутся ль нити, к тому ж,
От души к душам всем во вселенной!
Разрывается ль связанность душ?
Вяжет грех, как и подвиг нетленный,
Что отшельничью тусклую глушь
Красотой озаряет священной
Средь мертвящих, безжалостных стуж.

Вот я чувствую, будто терзанья
Дальних душ в глубине собрались,
И с моими чужие страданья,
Что венок безотрадный, сплелись.
Лад скорбей есть в мирах мирозданья,
Где согласны низины и высь.
Соотзвучны пределы сознанья.