Сергей Рафальский - За чертой

В ночь подымает огромный фасад
цветные созвездья оконного света.
У подъездов — густой полицейский наряд,
толпится народ.
Идет
экстренное заседание Совета.
…Монотонно читая доклад, секретарь про себя растревожен —
о чем говорят? Исход роковой неужели возможен?
Неужели наука и техника наши — химеры?
Почему же не приняты вовремя нужные меры?
Эвакуация или…
… — и он продолжает:
— «Капитан З.В.2. сообщает:
Сырые холодные гроты. Косматые вшивые люди…
Смрадно сгнивают у входов остатки охоты…
В растопленном жире на каменном блюде
горят фитили, темноту по углам разгоняя…
… а тьма, как живая —
воют в ней волки, и мамонт гремит неустанно
в яме-ловушке…
… В такой же пещере, но с атомной станцией, кухней и ванной,
оставлен патруль и четыре нейтроновых пушки…»
И секретарь продолжает:
— капитан 6.А.6. сообщает:
«Архипелаг облетели от края до края,
все примечая.
На островах дикари незлобивы,
гостеприимны, довольно красивы,
любят танцы и песни, цветы и плоды,
в своих челноках не боятся ни тихой, ни бурной воды,
знают огонь и костяную иглу,
пальмовый сок — от брожения — делают пьяным,
жарят рыбу, ее зарывая в золу,
и травами лечат болезни и раны…
…Мы оставили там свой патруль
с запасами электронических пуль…»
И секретарь продолжает:
— Капитан 7. Д.2. сообщает:
«… Кроме золота и серебра,
мало мы нашли в стране добра —
мало злаков, и птиц, и зверей,
грубые нравы у дикарей.
И, однако — согласно приказу,
над озера, водами пустынными,
заложили мы город — Тиагуанако,
и оставили Тота, Атагуальлу, Гуаскара и Ассу
стеречь блокгауз с припасами и машинами…»
— Итак, — говорит Председатель, доклад закрывая,
— ситуация, в общем, простая:
береговые колонки все под угрозой поднятия вод,
значит —
надо выселить вглубь народ.
Но перевозочных средств у нас нет,
вернее — катастрофически мало,
даже для тех, кого — как считает Совет —
в интересах культуры спасти надлежало б.
Пока подготовке эвакуации
мешали локауты и забастовки.
Но мы гарантируем всем ключевым производствам их акции,
мы начисляем проценты любому заказу
на верфи и фабрики аппаратуры,
и строим по сто авионов сразу.
В пространствах дичающих материков
мы оставляем посты на месте
предполагаемых городов.
И вы слушали о них известия…
Если ж надежды нас обманули
и нет нам пощады —
если у наших людей истощатся припасы и пули,
износятся роботы и автоматы,
и в одичании с диким соседом сравняет их время
— духа нашего семя
для будущего прозябания
останется в темном сознании.
Оно потеряет изнеженность, слабость, начало растления,
станет грубей (и здоровей, без сомнения),
сложится новый великий народ,
и — за далью столетий — взойдет
в свой срок,
достигая для нас недоступных высот
от нас идущий росток!..
И дружно, как дети на школьной парте,
хлопают члены правящей партии.
А левый сенатор бурчит, наклоняясь к соседу:
— Вы слышали эту «Родную беседу»?
Романтическая какофония!
О, Посейдония!

В обсерватории — как у постели больного —
собрались и, бессонные, ждут
конца рокового агонизирующих минут…
За кадраном привычно глаза следят,
руки привычный расчет ведут:
«…Смещение координат…»
— «Увеличение амплитуд… —
…Эпицентр в середине страны».
Если треснут базальты коры,
если в трещины воды войдут, —
всем и всему капут —
— только пепел и пена на гребне гигантской волны,
на атолл отдаленный шагающей, будто бы стадом слоны
в буйстве звериной весны…
Меры? Нет никаких мер.
Для поддающихся панике масс,
(но это тайна высоких сфер),
успокоительный пущен рассказ.
А кому невозможно не знать —
одно остается — ждать…
Принимая всерьез свой ученый собор,
старики залезают в абстрактный — как водится — спор
о природе и нравах гор.
Подкалывают цитатами друг друга,
выражаясь весьма деликатно: «Осмелюсь заметить,
что с севера и с юга…»
А молодому совсем не занятно —
надоели и эти большие дети,
и все вообще надоело на свете.
Наука давно оказалась не тем, что когда-то казалось:
бесконечен путь познавания,
значит — нет абсолютного знания,
а не абсолютным (какая малость!)
души не насытишь никак…
Полудикий шаман и вот этот ученый чудак,
что трещит о какой-то там горной породе,
оба невежды, хоть каждый в особом роде.
Настойка на козьем хвосте или сердце жабы
когда-то больным помогала
и теперь помогать могла бы,
если б наука людей не смущала.
Только вера (хотя бы в пустое)
лечит болезни, творит героев,
учит жизни и смерть побеждает,
с необъяснимым примиряет!
Но если в школах любому теперь прививают науку —
в душу не вложишь веру,
как нищему в открытую руку…
Мир из одной переходит в другую эру,
иначе звучать начинает все та же Вселенной Симфония,
Но ее не услышишь ты,
о, Посейдония!