Перец Маркиш - Стихотворения и поэмы

Учу детей играть, — хоть и с большим трудом,

Но что не сделаешь для дочки и для сына!

Хочу достигнуть „бест” [9] Бест (best, англ.) – лучший. .— «А что такое „бест”—

Ты знаешь?» — говорит мне, ухмыляясь, дядя.

«Шлем наши фото вам и снимки здешних мест», —

Кончает он читать, в письмо уже не глядя.

«Крути, крути, сынок! Ну, раз, теперь другой!

А что же Баси нет? Крути, скорей доедем!»

И удаляется, чеканя шаг ногой.

Посмотришь издали — как есть, медведь медведем!

А годы катятся, и Бася уж седа,

И ей — за шестьдесят, но трудится прилежно.

Распутывает лен зубами, как всегда,

А после, как дитя, расчесывает нежно.

Вскормила семерых детей своих она.

Троих в холерный год сложила в три могилки.

Двоих Америка, далекая страна,

Богатством завлекла, а два в Сибири — в ссылке.

Крутила колесо для мужа своего,

Крутила, думала и дом вела умело.

Так — лен ее волос, пенька ль в руках его —

Кто знает, что всегда у дяди Тевье пело?

А смерть уж близилась и стерегла их путь,

Чтоб не готовились в далекое кочевье,

И протрубила вдруг: «Америку забудь!

Для самого себя крути веревку, Тевье!»

«Что медлишь, Басеню? — ей дядя говорил. —

О чем задумалась? О том, что есть царица?

Крути, крути еще, хоть из последних сил!

Кто нынче наверху, тот будет вниз валиться!

Еще, еще разок! Последний оборот —

И дети к нам придут. Еще раз! Ну-ка, с ходу!»

И Бася, докрутив, воды ему несет,

И с наслажденьем пьет вспотевший Тевье воду.

Бывало, по ночам, грустя, она ткала

Узоры и цветы на скатерти пасхальной,

И по щеке слеза невольная текла, —

Увидит ли детей она в свой час прощальный?

Когда же слышать ей случалось иногда,

Что в городе во всем нет лучшей мастерицы,

Она, как девочка, краснела от стыда

И опускала вниз крылатые ресницы.

И много лет спустя, и много лет поздней —

Ведь годы всё летят и всё меняют в мире —

Волнуясь и крича, сбежались люди к ней —

Сказать, что сыновья вернулись из Сибири.

И Бася охнула и кинулась бежать

Средь флагов и знамен и скопища людского.

«Вот мать, — кричал народ, — пустите, вот их мать!»

А дети? Дети шли... И даль их скрыла снова.

«Ну, Тевье! — смерть кричит (она уже близка). —

Крути последнюю! Ты подошел к могиле!» —

«Последнюю?» — «Крути! Да чтоб была крепка,

Чтоб даже топором ее не разрубили!»

1929

Перевод В. Левика и С. Надинского

ОКТЯБРЬСКИЕ СТИХИ

Путь—в гору! Ввысь! Прямее переходы!

День ото дня увереннее шаг!

Мы с лампами на лбах раскалываем годы,

Как антрацит в седых глубинах шахт!..

И даль шумит, день ото дня огромней,

И в каждом шаге — родовая боль.

Как уголь, глыбами мы катим время к домне,

Переплавляющей всемирную юдоль.

Сплетаются пути, как руки человечьи,

И дали ширятся, день ото дня светлей,

И движется грядущее навстречу

Стогами золотистыми с полей...

Песчинка слабая и исполинский камень

Стать молотом хотят и молят об одном,

И алчут одного: «Возьмите нас руками

И киньте в горн, и мы смешаемся с огнем!»

Дорога — в гору! Ввысь! Прямее переходы!

И горькой кровью битв разит от кирпича...

Мы с лампами на лбах крушим и колем годы,

Как в шахтах уголь колется сплеча.

Наш пульс гремит, как толпы на рассвете,

И сердце пенится, как океанский вал,

Как телеграфные столбы, стоят столетья...

Эй, в гору, в гору, ввысь — и через перевал!

Мелькают города, и даль лежит — огромна.

Взывает к полночи рожок грузовика...

И уголь глыбистый проглатывает домна,

Переплавляющая ржавые века.

Мы — молодость страны, мы — в силе и расцвете