Михаил Кузмин - Стихи

– Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
– Я – первенец зеленой пустоты.

– Я слышу сердца стук, теплеет кровь…
– Не умерли, кого зовет любовь…

– Румяней щеки, исчезает тлен…
– Таинственный свершается обмен…

– Что первым обновленный взгляд найдет? —
– Форель, я вижу, разбивает лед. —

– На руку обопрись… Попробуй… встань…
– Плотнеет выветрившаяся ткань…

– Зеленую ты позабудешь лень?
– Всхожу на следующую ступень! —

– И снова можешь духом пламенеть?
– Огонь на золото расплавит медь.

– И ангел превращений снова здесь?
– Да, ангел превращений снова здесь.

На мосту белеют кони,
Оснеженные зимой,
И, прижав ладонь к ладони,
Быстро едем мы домой.

Нету слов, одни улыбки,
Нет луны, горит звезда —
Измененья и ошибки
Протекают, как вода.

Вдоль Невы, вокруг канала, —
И по лестнице с ковром
Ты взбегаешь, как бывало,
Как всегда, в знакомый дом.

Два веночка из фарфора,
Два прибора на столе,
И в твоем зеленом взоре
По две розы на стебле.

Слышно, на часах в передней
Не спеша двенадцать бьет…
То моя форель последний
Разбивает звонко лед.

Живы мы? и все живые.
Мы мертвы? Завидный гроб!
Чтя обряды вековые,
Из бутылки пробка – хлоп!

Места нет печали хмурой;
Ни сомнений, ни забот!
Входит в двери белокурый,
Сумасшедший Новый год!

А знаете? Ведь я хотел сначала
Двенадцать месяцев изобразить
И каждому придумать назначенье
В кругу занятий легких и влюбленных.
А вот что получилось! Видно, я
И не влюблен, да и отяжелел,
Толпой нахлынули воспоминанья,
Отрывки из прочитанных романов,
Покойники смешалися с живыми,
И так все перепуталось, что я
И сам не рад, что все это затеял.
Двенадцать месяцев я сохранил
И приблизительную дал погоду, —
И то не плохо. И потом я верю,
Что лед разбить возможно для форели,
Когда она упорна. Вот и все.

В твоей светелке чистый рай:
открыты окна, видна сирень,
а через сад видна река,
а там за Волгой темны леса.
Стоят здесь пяльца с пеленой,
шитье шелками и жемчугом,
в углу Божница, подручник висит;
скамьи покрыты красным сукном,
а там за пологом видно постель,
вымытый пол так и блестит.
Тихонько веет в окно ветерок
и занавеску колышет слегка.
Сиренью пахнет, свечой восковой,
с Волги доносится говор и смех,
светло, привольно, птицы кричат.
В твоей светелке чистый рай!

Гуси летят по вечернему небу…
Гуси, прощайте, прощайте!
Осень пройдет, зиму прозимуем,
к лету опять прилетайте!
Гуси, летите в низовые страны,
к теплому морю летите,
стая за стаей вытянитесь, гуси,
и конца-края не видно.
Ах, полетел бы и я с вами, гуси,
с криком в багровой заре,
да ведь от холода только уйдешь-то,
а от тоски никуда.
Небо стемнело, заря побледнела,
в луже звезда отразилась;
ветер стихает, ночь наступает,
гуси все тянутся с криком.

Пожелтели листья в саду, покраснели,
по ночам мороз затягивает лужи;
все гляжу за Волгу, где леса чернеют
за широкой раменью лугов и селений.
Милый друг уехал, где-то он едет.
Как-то зиму долгую его прожду я!
Как взгляну за Волгу, так опять все вижу:
отъезжает лошадь, ты сидишь, чуть сгорбившись, в синей сибирке,
светлые кудерки видны из-под шапки.
Вот ты обернулся, махнул шапкою, свернул в проулок.
«Прощай, наш голубчик!»
Как взгляну за Волгу, так все вспоминаю и не оторваться,
и опять смотрю, и опять тоскую,
и на сердце разом так сладко и горестно.

Старые лица серьезны,
Без крика плачет жена,
На отроках девственно-грозно
Пылает печать: «Война».

Сколько их? сотни, мильоны…
Боже, о Боже мой!
На золоте старой иконы
Увидишь подобный рой…

Такие ровные лица, —
Святые, коль надо пасть…
Над ними небесные птицы,
А снизу – смертная пасть…

Шаги ваши чутко ловит
Сердце, победы моля.
Какие цветы готовит
Политая кровью земля?

Шумит ли дуб зеленый над могилой?
Поет ли сладкий голос про любовь?
Узнал ли ты, что мило в жизни милой,
Или по-прежнему все хмуришь бровь?