Михаил Кузмин - Стихи

Все тот же сон, живой и давний,
Стоит и не отходит прочь:
Окно закрыто плотной ставней,
За ставней – стынущая ночь.
Трещат углы, тепла лежанка,
Вдали пролает сонный пес…
Я встал сегодня спозаранку
И мирно мирный день пронес.
Беззлобный день так свято долог!
Все – кроткий блеск, и снег, и ширь!
Читать тут можно только Пролог
Или Давыдову Псалтирь.
И зной печной в каморке белой,
И звон ночной издалека,
И при лампадке нагорелой
Такая белая рука!
Размаривает и покоит,
Любовь цветет, проста, пышна,
А вьюга в поле люто воет,
Вьюны сажая у окна.
Занесена пургой пушистой,
Живи, любовь, не умирай:
Настал для нас огнисто-льдистый,
Морозно-жаркий, русский рай!
Ах, только б снег, да взор любимый,
Да краски нежные икон!
Желанный, неискоренимый,
Души моей давнишний сон!

Я знаю вас не понаслышке,
О верхней Волги города!
Кремлей чешуйчатые вышки,
Мне не забыть вас никогда!
И знаю я, как ночи долги,
Как яр и краток зимний день, —
Я сам родился ведь на Волге,
Где с удалью сдружилась лень,
Где исстари благочестивы
И сметливы, где говор крут,
Где весело сбегают нивы
К реке, где молятся и врут,
Где Ярославль горит, что в митре
У патриарха ал рубин,
Где рос царевич наш Димитрий,
Зарозовевший кровью крин,
Где все привольно, все степенно,
Где все сияет, все цветет,
Где Волга медленно и пенно
К морям далеким путь ведет.
Я знаю бег саней ковровых
И розы щек на холоду,
Морозов царственно-суровых
В другом краю я не найду.
Я знаю звон великопостный,
В бору далеком малый скит, —
И в жизни сладостной и косной
Какой-то тайный есть магнит.
Я помню запах гряд малинных
И горниц праздничных уют,
Напевы служб умильно-длинных
До сей поры в душе поют.
Не знаю, прав ли я, не прав ли,
Не по указке я люблю.
За то, что вырос в Ярославле,
Свою судьбу благословлю!

Давно уж жаворонки прилетели,
Вернулись в гнезда громкие грачи,
Поскрипывают весело качели.
Еще не знойны майские лучи.
О май-волшебник, как глаза ты застишь
Слезою радостной, как летом тень!
Как хорошо: светло, все окна настежь,
Под ними темная еще сирень!
Ах, пробежаться бы за квасом в ледник,
Черемуху у кухни оборвать!
Но ты – царевич, царский ты наследник:
Тебе негоже козликом скакать.
Ты медленно по садику гуляешь
И, кажется, самой травы не мнешь.
Глядишь на облако, не замечаешь,
Что на тебя направлен чей-то нож.
Далекий звон сомненья сладко лечит:
Здесь не Москва, здесь тихо и легко…
Орешки сжал, гадаешь: чет иль нечет,
А жаворонки вьются высоко.
Твое лицо болезненно опухло,
Темно горит еще бесстрастный взгляд,
Как будто в нем не навсегда потухло
Мерцанье заалтарное лампад.
Что милому царевичу враждебно?
На беззащитного кто строит ков?
Зачем же руки складывать молебно,
Как будто ты удар принять готов?
Закинул горло детское невинно
И, ожерельем хвастаясь, не ждет,
Что скоро шею грозно и рубинно
Другое ожерелье обовьет.
Завыли мамки, вопль и плач царицы…
Звучит немолчно в зареве набат,
А на траве – в кровавой багрянице
Царя Феодора убитый брат.
В заре горит грядущих гроз багрянец,
Мятеж и мрак, невнятные слова,
И чудится далекий самозванец
И пленная, растленная Москва!
Но ты, наш мученик, ты свят навеки,
Всю злобу и все козни одолев.
Тебя слепцы прославят и калеки,
Сложив тебе бесхитростный напев.
Так тих твой лик, тиха святая рака,
И тише стал Архангельский Собор,
А из кровавой старины и мрака
Нам светится твой детский, светлый взор.
Пусть говорит заносчивый историк,
Что не царевич в Угличе убит,
Все так же жребий твой, высок и горек,
Димитрий-отрок, в небесах горит.
О вешний цвет, на всех путях ты нужен,
И в мирный, и в тревожный, смутный миг!
Ведь каждая из маленьких жемчужин
Твоих дороже толстых, мертвых книг.
О убиенный, Ангел легкокрылый!
Ты справишься с разрухой и бедой
И в нашей жизни, тусклой и унылой,
Засветишь тихой утренней звездой.

Я вижу, в дворовом окошке
Склонилась к ребенку мать,
А он раскинул ножки,
Хочет их ртом поймать.
Как день ему будет долог,
Ночам – конца словно нет…
А год? это – дивный сколок
Будущих долгих лет.
Вот улыбнулся сонно
С прелестью милых котят…
Ведь всякая мать – Мадонна
И всякий ребенок свят!
Потом настанут сурово
Труды, волненье и страсть,
И где найти тогда слово,
Что не дало бы упасть?
Мудры старики да дети,
Взрослым мудрости нет:
Одни еще будто в свете,
Другие уж видят свет.
Но в сумрачном бездорожьи
Утешься: сквозь страстный плен
Увидишь – мы дети Божьи
У теплых родных колен.