Я сегодня с утра несчастна:
Прождала почты напрасно.
Пролила духов целый флакон
И не могла дописать фельетон.
От сего моя ностальгия приняла новую форму
И утратила всякую норму,
Et ma position est critique [19].
Нужна мне и береза и тверской мужик.
И мечтаю я о Лобном месте —
И всего этого хочу я вместе!
Нужно, чтоб утолить мою тоску,
Этому самому мужику
На этом самом Лобном месте
Да этой самой березы
Всыпать, не жалея доброй дозы,
Порцию этак штук в двести.
Вот. Хочу всего вместе!
Lolo
В гостях у Тэффи
Из летних «переживаний»
…Небес «лазурная эмаль»
И всплески моря надоели.
В ленивом сне ползли недели…
И вдруг – от Тэффи карт-посталь [20]!
Жена читает вслух: «На пляже,
В Жуан-ле-Пэн вас ждут: козри [21],
Обед и Тэффи»… Года три
Мы не видались… Тэффи – та же:
Жива, свежа, полна огня.
Глядит пытливо на меня,
Не без сочувственного вздоха:
– «Ну, как?» – «Да так… довольно плохо»…
– Жара, я думаю, вредит?
– Все, все вредит мне, cara mia [22], —
Невроз, склероз, миокардит,
И бремя лет, и ностальгия…
А вы? Откройте ваш секрет:
Вы за три года, в самом деле,
На десять лет помолодели…
И ваш кокетливый берет,
И молодой загар, ей-Богу,
В моей груди зажгли тревогу
И сладкий трепет прежних лет…
– «Ах, не волнуйся, ради Бога, —
Кричит жена притворно-строго, —
Забыл, что слово дал врачу?»…
И я, не кончив монолога,
Меланхолически молчу…
Обед – в уютном ресторане
На поплавке. Как на экране
В окне серебряный прибой
И небо в дымке голубой.
Мы (Тэффи в легком туалете,
В глазах – сияние небес),
Уничтожая буйабес,
Ведем беседу о диете…
Соля редиску, мистер Поль
Сказал: – «Всего вреднее – соль,
От соли в почке боль тупая,
Приходит в раж кишка слепая»…
– «А перец?! Перец – это яд:
Рискнешь – в печенке сущий ад, —
Скулишь всю ночь, не засыпая!» —
Пропела Тэффи свой ответ,
Обильно перцем посыпая
Свой «конферанс» и винегрет.
Вкушая острую приправу,
Мы позлословили на славу,
Похохотали вволю, всласть…
(Под поплавком стонала снасть).
От шуток Тэффи всем досталось…
И так нам славно хохоталось,
Что на вокзал, забыв тоску,
Попали к третьему звонку.
Ницца, 1928
Passiflora – скорбное слово,
Темное имя цветка…
Орудия страсти Христовой —
Узор его лепестка.
Ты, в мир пришедший так просто,
Как всякий стебель и лист,
Ты – белый лесной апостол,
Полевой евангелист!
Да поют все цветы и травы
Славу кресту твоему,
И я твой стигмат кровавый
На сердце свое приму.
* * *
Он ночью приплывет на черных парусах,
Серебряный корабль с пурпурною каймою!
Но люди не поймут, что он приплыл за мною,
И скажут: «Вот, луна играет на волнах!»
Как черный серафим три парные крыла,
Он вскинет паруса над звездной тишиною!
Но люди не поймут, что он уплыл со мною,
И скажут: «Вот, она сегодня умерла»…
Долгою долиною,
Росяным лугом
Пела я былиною,
Резала плугом…
Лебедью оплавала
Сизы озера,
Заклинала дьявола
Черного бора…
Плакала незнаемо
Зегзицею серою…
Бран ты мною, край мой,
Немеряной мерой!
Каб не силы слабые —
Тебя, умирая,
Песнью вознесла бы я
До Господня рая!
* * *
Я не здешняя, я издалека,
Я от северных синих озер…
Я умею глубоко-глубоко
Затаить свой потупленный взор.
Только в миг незакатно единый
Мне почудился шорох крыла —
Мне послышался клик лебединый,
И я руки свои подняла…
Я умею глубоко-глубоко
Затаить свой потупленный взор,
Чтоб не знали, как плачет далеко
Лебедь северных синих озер…
* * *
Я сердцем кроткая была,
Я людям зла не принесла,
Я только улыбалась им
И тихим снам своим…
И не взяла чужого я.
И травка бледная моя,
Что я срывала у ручья, —
И та была – ничья…
Когда твой голос раздался,
Я только задрожала вся,
Я только двери отперла…
За что я умерла?
* * *
Пела-пела белая птица,
Я не слышу ее теперь…
Мне Господь повелел смириться
И с молитвой закрыть свою дверь!
И слова я все позабыла —
Только песнью плачет душа, —
Видно, слишком слаба моя сила,
Или песня была хороша…
Читать дальше