Надежда Тэффи - Алмазная пыль (сборник)

Первым моим произведением были стихи, и редакция не требовала сокращения или изменения.

XIV. Самовольное исправление, добавление, сокращение и искажение редактором или издателем первоначальной рукописи.

И самовольно не исправлено.

XV. Опечатки: а) искажающие смысл произведения и б) буквенные.

Опечаток не помню.

XVI. Цензурные препятствия к напечатанию; изменения и искажения текста. – Какие?

Первые мои произведения от цензуры не страдали. Последующие – очень.

XVII. Даром ли было отдано для напечатания первое произведение или за оттиски (или экземпляры). – В каком количестве?

Имела ли редакция намерение заплатить мне за мое первое произведение – я не знаю, так как очень стеснялась показаться на глаза людям, принявшим мои скверные стихи.

XVIII. Первый гонорар. – Со строки, с листа или полностью за всю рукопись?

Первый гонорар: 25 коп. за строчку стихов.

XIX. Неисправность в платежах издателя или редактора. Вследствие недобросовестности или несостоятельности?

Бывали неисправные издатели, но в недобросовестности своей никто не признавался. Сваливали на несостоятельность.

XX. Отношение родственников и посторонних лиц к первому напечатанному произведению.

Родственники моего первого напечатанного произведения не читали. Посторонние лица хвалили, но кто-то сказал, что страшная ерунда.

XXI. Напечатано первое произведение под своей фамилией или под псевдонимом? Каким?

Первое произведение я напечатала под своей девичьей фамилией «Н. Лохвицкая».

XXII. Первые критические отзывы. – Где и кем?

Напечатанные отзывы были только о моих драматических произведениях, так как отдельной книги я еще не выпускала.

XXIII. Нравственная удовлетворенность или неудовлетворенность автора при напечатании его первого произведения.

Когда я увидела первое свое произведение напечатанным, мне стало очень стыдно и неприятно. Все надеялась, что никто не прочтет.

XXIV. Дальнейшая судьба возвращенных редакторами или издателями первых рукописей. – Невозвращенные (затерянные или уничтоженные).

XXV. Борьба за существование в начале литературной деятельности и теперешнее положение.

Особой разницы между моим материальным положением в начале моей литературной деятельности и теперешним положением я не замечаю. Может быть, оттого, что я работаю только восемь лет. А еще вернее оттого, что ничем не выдвинулась.

(Из книги «Первые литературные шаги. Автобиографии современных русских писателей». Собрал Ф. Ф. Фидлер)

Ужин имел серьезное политическое значение, а потому и требовал со стороны Серафимы Андреевны особого внимания. Еще месяц тому назад, когда прошел слух, что уездный член суда непременно хочет выкурить Андрея Васильевича, считая его шатанья по клубам и буйное поведение для судебного пристава совершенно неприличным, супруги стали приискивать предлог для какого-нибудь вечера или обеда. Всем в городе хорошо было известно, что человек, сумевший вкусно накормить уездного члена, надолго выигрывал в его расположении.

Долго не удавалось Огарковым найти желанный случай. Прямо звать, в виду слухов, было неудобно. Именины, как на грех, все прошли. Но тут выручил новый маленький «Огарченок», родившийся как раз в это смутное время и даже месяцем раньше, чем его ждали, словно нарочно для того, чтобы поправить карьеру отца.

Решили созвать гостей в день крестин после самого обряда и с нетерпением ожидали выздоровления хилой Серафимы Андреевны, так как без ее деятельного участия пиршество никак не могло состояться. Она пролежала двенадцать дней в постели и все ночи напролет плакала, что младенец не дождется крестин и умрет раньше времени.

Сам Огарков ничего не имел против смерти новорожденного. И без него оставалось четверо вечно хворающих и ноющих ребят. Только бы дотянуть до крестин.

Наконец, торжественный день настал. Крестины прошли благополучно, и созванные почетные гости все налицо.