Александръ Дунаенко - ДУРА

Мышка тоже хотела сделать своему котику сюрприз: пару дней назад она увидела в магазине занятную вещицу в отделе женского белья. Что-то вроде комбинации, к которой пришили трусики. И называлось по-стильному: «Комбидресс». Молоденькая продавщица, хихикая и бросая многозначительные взгляды, объяснила, как пользоваться потайной фурнитурой, если телу понадобится связь с внешним миром.

…Хотела удивить мужа… Странные эти женщины. Купят что-нибудь и думают, что этот экземпляр единственный. Уж Костя-то знал, что их в город на тот момент поступило, как минимум, два.

В общем, влетает Костя в спальню в своём прикиде, а его мышка встречает его уже на четвереньках – в своём. И этак, кокетливо вращает попочкой. А что? Если замужем, то ничего не должно быть стыдно. А Костя – вот ведь какой озорник – не снимая белья, подкрался к ней сзади и прижался к жене своим разбухшим сокровищем. А потом рванул комбидрессово забрало так, что крючки посыпались, и, оказавшись вне зоны видимости, с ловкостью Арутюна Акопяна приспустил плавки, освободил своего истомившегося тигра и вошёл в супругу неожиданно и резко, вызвав у неё запоздалое «Ах-х-х!..». Костя сделал несколько решительных толчков и вдруг застонал. Жена подумала, что, всё – просто и буднично закончился её долгожданный праздник. Жалко: ждала, готовилась, купила комбидресс, а он… Даже не поинтересовался, как его расстёгивать…

Костя обмяк, отвалился. И он всё время тихонечко подвывал: «Оё!… – оё-ё-ё-ё-о!». Женщина обернулась. Хотела сказать приличные случаю слова, что, дескать – ничего! – в другой раз у нас всё получится и… осеклась. Костя сидел на кровати, и вид его был жалок: то, чем он всегда так гордился, чем всегда перед супругой вызывающе похвалялся, висело теперь у него между ног кровавой тряпочкой. Костя сидел и, раскачиваясь из стороны в сторону, приговаривал: «Оё!… – оё-ё-ё-ё-о!».

Как бы то ни было, но своё доброе имя он спас и ещё избавил себя от ненужных объяснений. Разыгранному спектаклю позавидовали бы и Качалов и Штирлиц. А говорят ещё, что мужчины не могут терпеть боль. Они могут переносить её, улыбаясь, даже не будучи при этом коммунистами. Конечно, важную роль в исходе щекотливой ситуации сыграла водочка, которая всё-таки боль на какой-то момент приглушила. (А оно и нужно-то было – на момент). Ну а главное – это, конечно, любовь Кости к своей женщине. Только любовь помогла ему поднять искалеченный член и, не моргнув глазом, эмитировать его в трепетное лоно законной своей супруги. И заново безжалостно содрать запёкшуюся, присохшую уже было, шкурку.

Можно представить, как важно было для Кости сохранить тепло домашнего очага.

И он его сохранил.

Сколько нежности, тепла и заботы подарила ему супруга, пока происходил процесс заживления раны! Несмотря на то, что в эти дни, в силу своих производственных обязанностей, много посторонних людей брали у Кости в руки то, что полагалось только ей одной. Это – хирург, который зашил разорванное место. Это медсёстры, которые делали Косте ежедневные перевязки, а потом – физлечение и массаж. Целый месяц Косте пришлось ходить на улицу Перова, засовывать член в специальный аппарат, где его просвечивали для скорейшего выздоровления недавно открытыми лучами. Этот прибор параллельно опробовали на мышах. И ещё научный сотрудник Раюшечка несколько раз, при помощи своего рта, осторожно брала у Кости для экспериментов образцы спермы. Говорила, что иначе нельзя, потому что швы ещё толком не зарубцевались.

А потом они зарубцевались. Внешне выглядело, будто хирург провёл на Косте свою первую операцию. Так оно и было, но хирург объяснил наличие многочисленных узлов и даже хрящей действием полезных лучей. Смотреть было страшно. С такими членами выпускают из больниц вурдалаков в американских фильмах. Костя увидел себя в зеркале – расстроился, даже захотел пойти на пластическую операцию. И уже заодно, чтобы не просто исправили, а сделали, как у Шварценеггера или, там – как у Ларса фон Триера.

Но жена оказалась против. Ей понравилось.

Когда мне было тринадцать лет, я в один день лишил невинности троих девушек. Девочек. Сказать по правде, я мало понимал тогда степень значительности, серьёзности происходившего. Всё было, как игра. Детская игра.

Мы жили в маленьком совхозе, близ города Актюбинска. Совхоз выращивал овощи, и было у него ещё стадо молочных коров. Летом, два раза в день, на пастбище уезжала машина с доярками. Кто-то из взрослых предложил нам увлекательное путешествие: съездить на дойку, попить парного молочка, искупаться в самой тёплой в мире речке Илек.