Дмитрий Магула - Fata Morgana

Здесь, в чужом краю, одинок и брошен,
Я живу мечтой, ожидая чуда:
Жду, что станет явь — сновиденьем, грезой,
Грезы же — явью…

Душу грезы те, дорогие сердцу,
Манят в светлый мир, оплетая сетью
Тонких, как лучи, золотистых нитей,
Крепких, как цепи.

Рада жить душа, отдаваясь чарам,
И боится вновь пробудиться к жизни:
Жить опять, как все, повседневной жизнью —
Ей не под силу.

День идет за днем… Одинок и брошен,
Я живу мечтой, ожидая чуда.
Только, знаю сам, ожидать напрасно:
Чуда — не будет…

Мы в этом мире, — пилигримы…
Мы по стопам других идем,
И так же с верой чуда ждем,
И любим мир необозримый.

Надежды свет неугасимый
Для нас, усталых, был вождем:
Мы в этом мире — пилигримы,
Мы по стопам других идем.

В пустынях, жаждою томимы,
В горах — под снегом и дождем,
Мы, может быть, свой путь найдем
К святыням, что издревле чтимы:
Мы в этом мире — пилигримы…

Тревожный день, спеша, проходить мимо.
В тисках тоски душ изнемогла:
Устала ждать, когда ночная мгла
Опять придет неслышно и незримо…

Все то, что в сердце бережно хранимо,
И то, что память тайно сберегла —
Былые чувства, мысли и дела, —
При свете солнца ранит нестерпимо.

Но трепет звезд, забытых наяву,
Разгонят вновь тревоги и печали…
И в поздний час я Грезу позову.

Мечты слетят, как встарь они слетали,
И, лунных чар, отдавшись колдовству,
Я стану слушать сказку синей дали.

Плывет над парком скорбная Луна.
Дворец молчит. В лиловой дымке горы.
Откинув тихо синий бархат шторы,
Инфанта грезит, стоя у окна.
Она одна, но в далях видят взоры
Былых героев рыцарских новелл
И новый мир, где ждут конквистадоры:
Ей грезятся безбрежные просторы
И паруса отважных каравелл.

Нерадостно, как в пышных казематах,
Влачит досуг свой королевский двор:
По гулким залам вновь идет дозор,
В урочный час сменяя стражу в латах…
Но и в плену, тоске наперекор,
Душа живет, как стебель амаранта…
Опять прикован к синей дали взор.
Луна над парком. В дымке очерк гор…
И грезить вновь печальная Инфанта.

С горы отсюда видно море,
Утесы с белым маяком
И красный дом на косогоре…

Еще приветлив и знаком
Вечерний отблеск солнца в окнах.
И небо — в перистых волокнах…
Но день уйдет, как жизнь, — тайком.

Не объясняй и не ищи
Законов мира, ты, законник;
Но падай ниц и трепещи,
Как пред костром огнепоклонник.

Рожден в пыли, за чей-то грех
Ты обречен от века праху:
И пирамида, и кромлех —
Лишь дань наследственному страху.

Твое чело несет печать
Закона кары и возмездий,
И тщетно будешь ты считать
Пески морей и пыль созвездий…

Нам горечь жизни выпить суждено,
И на пирах, средь музыки и пенья,
Бывают часто страшны я мгновенья,
Когда в глазах становится темно…

Весь мир тогда сливается в одно,
Плывут куда-то шаткие виденья,
И Кто-то в маске, сеющий сомненья,
Проходить мимо в желтом домино:

— «Не верь Любимой! Рви оковы плена
И не склоняй пред женщиной колена!
Верна ль Она твоей святой любви?»

Так шепчет Ревность, черная сирена…
Отрава слов течет в живой крови,
И сердцу мнится тайная измена…

На лоне вод, где ходит вал,
Свое я имя написал…
Оно исчезло в пенном круге.

Вписал я имя, как залог,
И в сердце друга; но не мог
Потом найти его, в испуге.

Ведь, сердце было, как волна:
Таким же зыбким, как она,
Я верил женщине-подруге.

И страшный день Верховного Суда,
И Божий гнев, каким грозят прелаты,
И грозный час заслуженной расплаты, —
Тебя страшит их близкая чреда…