Дмитрий Магула: Fata Morgana

Мы разгадать ее не можем…
Давая тайне имя Бога,
Мы ждем у звездного порога,
Чтоб жизнь закончить смертным ложем.

О, мы не бредим больше раем!
Мы только что-то смутно помним
И счастье лишь мечтой давно мним,
Мечтой, которой мы не знаем…

Вчера, весенним днем, тебя опять я встретил:
По людной улице, от ближнего угла,
Ты быстро с кем-то шла… Но с кем — я не заметил:
Мне было все равно, куда и с кем ты шла.
И по-весеннему быль свежий воздух светел,
И по-весеннему была душа светла…
А твой злорадный взгляд лелеял мысль земную:
Ты думала, что я тебя еще ревную…

Нашел свои стихи… над старою тетрадкой
Стою, задумавшись. Страницы там и туи,
Полуистлевшие, отмечены закладкой,
Чтоб отыскать следы всех памятных минут.

Тетрадь раскрылась… Да! Сама… сама собою!
Посвящено тебе… Всего двенадцать строк;
Но в них живой порыв запечатлен Судьбою
И сохранен живым на долгий, долгий срок!

Был нашей встречи день так радостен и весел…
И мне запомнились твой неподдельный смех,
Уют настольных ламп, обивка мягких кресел…
Цветы и, на полу, медведя белый мех…

В последок дней моих переживаю встречу,
Незабываемый, неповторимый час….
Я знаю: не сбылось… Но — спросишь, я отвечу:
Я помню о тебе. Я думаю о нас!..

Я отложил тетрадь. Теперь в коей каморке
Витают надо мной твой образ призрак, тень…
Мы вновь наедине… По римской поговорке,
Я белым камешком отмечу этот день!

Какой нам с юности дарован был простор:
Смеясь, решать с плеча вопросы мировые,
Осознавать себя и чувствовать впервые
Порыв живой души к вершинам снежных гор!

Потом заря любви и орифламмы страсти:
Весь мир — одна любовь, и в нем лишь мы вдвоем!
И, опаленная, душа горит огнем,
А власть любви в те дни сильнее всякой власти…

Но годы мчатся в даль… Угаснет сердца пыл,
Уйдет медлительно поблекшее былое,
И серый пепел грез в своем остывшем слое
Не сохранит следов всех тех, кто молод был…

Пусть жизнь идет вперед, на смерть нас обрекая, —
Я благодарность шлю за прошлое Судьбе,
И хочется сказать от всей души тебе:
Благодарю тебя за то, что ты такая!

Петрарка и Ронсар хранят из века в век
В отточенных стихах заслуженную славу,
Создав из музыки волшебную оправу
Для грез, что бережет на сердце человек…

Отцом гекзаметра был признан древний грек;
Строфы изысканной — они творцы по праву:
Подобные, на звон, серебряному сплаву,
Слова еще звучат в пыли библиотек!

Пусть форму строгих строк, канон исконных правил,
На время жалкий мир презрительно оставил, —
Но я хочу служить заветной красоте;

И вновь душой в былом, где все потусторонне,
Последний свой сонет я посвящу мечте —
Несуществующей, пленительной мадонне…

Как лап, в лучах зари над морем город рдел,
В вечернем зареве, как полувечность, древен…
Он был, как строгий храм. Где Путник, я не Смел
Кощунственно искать притонов и харчевен.
Внизу — широкий порт: как мысли, корабли
Стекались к пристаням, спеша из синей дали,
Несли за вестью весть со всех концов земли
И вновь в простор морской, как мысли, улетали.
Так много лет прошло… С тех пор не раз ветрам
Вверяя парус свой, напрасно я, усталый,
По берегам морей искал мой светлый храм,
Мой город сказочный, мой древний город алый…

Гаснут мысли, точно звезды в дальнем небе поутру,
Пропадая и теряясь, будто искры на ветру…
Вот еще одна погасла… гаснет эта… гаснет та…
А на смену проступает голубая пустота…

Смерть ли это? Или только в тихий сон готов я впасть?
Будет жаль мне, если кто-то у меня отнимет власть,
Эту грань меж сном и смертью, чуть заметную, стереть:
Так легко сейчас и просто, так не страшно умереть…