Алина Литинская - Акварели

Мне для того нужна машина,
Чтобы обнаружить в ней
верхнее оконце
И увидеть сквозь него
небо и кроны деревьев.

Мне для того нужна машина,
Чтобы через это оконце
влетел желтый лист
И мягко лег ко мне на колени.

Мне для того нужна машина,
Чтобы, заворачивая за угол, увидеть,
Как улица не успевает завернуть
вместе со мной
И, замерев, удивленно
смотрит мне вслед.

Мне для того нужна машина,
Чтобы закрыть в ней окно
И не дать музыке вытечь.
А город джазовой пластики
Будет двигаться в своем сверкающем
ритме под музыку Баха.

Мне для того нужна машина,
Чтобы увидеть на углу саксофониста,
Играющего всем телом
И не знающего,
что он играет не блюз, а Пассакалию.

Мне для того нужна машина,
Чтобы, переезжая через мост,
закрыть глаза
И почувствовать, как сын
переносит меня на руках,
Как я когда-то
переносила его через лужу.

Мне для того нужна машина.
Чтобы забыть, что она машина,
И снова на одно мгновенье
Вспомнить себя маленькой.

А больше ни для чего
мне не нужна машина.

И ничего не происходит…
Жара с дождем в обнимку ходят,
С ноги сбиваясь, по привычке
Таща июль в скрипучей бричке.
И небеса, как покрывала,
Как мантия, что с плеч спадала
В покоях скуки королевской,
Когда закончен бал. И дерзко
Стрекочет самолетов говор.
Им дождь — не дождь,
У них свой сговор
Против дождя и против лета,
Давно им наплевать на это,
И заговорщицки мигают
Их разноцветные глазницы,
И суетливы эти птицы,
В высокомерье пребывая.

А негр седой, прикрывши веки,
Как заколдованный навеки,
Лицо подставил поднебесью,
И держат веки в равновесье
Все верованья и молитвы,
Земле неведомые ритмы,
Где звук и н е звук — все едино.
На фоне неба негативом
Очерчен контур человека,
И, кажется, стоит полвека,
И век, и вечность, отмеряя,
Не зная что… А ось земная
Проходит сквозь него, наверно,
Стоит он обнаженным нервом,
В него воронкой время входит –
И ничего не происходит.

Тихонько июль прошел. Приходит
Неверный август на прощанье
К недавним летним обещаньям.
Все хорошо. Все постепенно.
Стоит старик — курьер Вселенной,
Гонец Земли, служитель Неба.

И день прошел. Как был и не был.

Рассвет. И крыши под окном
Стоят в ряду вчерашнего порядка,
Бесшумно воздух полнится дождем,
И птицы где-то вскрикывают кратко,
Как-будто подают друг другу знак –
Привычные сигналы пребыванья,
Уснула ночь, себя забыв впотьмах,
Не дотянувшись до рассветной рани.

Внизу фонарь. Он светит с прежним пылом,
Смешной фонарь — он переросток ночи,
Быть может, что-то досветить забыл он
И светит напоследок что есть мочи.
На крошечном отрезке утра-ночи
Одна звезда. И время замолчало.
Фонарь стоит не глядя небу в очи
И дань несет свою под покрывалом.
И приняты последние старанья
Холодной милостью предутреннего света:
Под фонарем стоят два силуэта,
Стоят два человека утром ранним.

Мне слышно, как несутся поезда –
Посланники затеряных вокзалов,
Их окна словно сонные глаза –
Вагонного уюта зазывалы.

Все те же мы, но только на колесах,
Все те же мы — окно и силуэт,
Вместилище незаданных вопросов
И рельсами отсроченный ответ.

Мне поездов дорога — не дорога,
Когда — нибудь тебе я объясню,
Зачем и самолеты понемногу
К их собственному пристегну ремню.

Я соберу себя, во что — не знаю,
Путями бумеранга полечу
И возвращусь к тебе с другого края,
А по дороге — письма опущу.

Когда-то… (Ох, не люблю я это слово.
Оно мечом ложится между "есть" и "было".)
Так вот, когда-то, то есть нынче утром,
Когда часы на башне десять били,
Когда за окнами творилось Бог весть что,
И осень мне швыряла комья злобы,
И ветра десять тысяч голосов
Рвались из чьей-то каменной утробы,
Так вот, когда-то… Снова это слово.
А, кстати, что оно обозначает?
И где мне отыскать портного
(Мне говорили, будто он из Львова),
Что удлиняет ловко и тачает,
В какой каморке нынче обитает?
Мне кажется, каморка где-то близко
По запаху отвара из аниса,
Портной-закройщик под нос все бормочет
До лишних объяснений не охочий,
Уверен в том, что дело свое знает,
Сидит костюм или костюм спадает –
"Все верно, — говорит, — так подобает."
И все колдует над заплатой
Между сегодня и когда-то.
Хитрец закройщик
(кажется, из Львова).
И в суматохе швов и меток
Он что-то сдвинул.
Нынче деток
Я родила — и помню точно,
Рожала их к исходу ночи.
А в полдень принесли мне внуков,
Без спроса, без дверного стука.
Старик здесь что-то перепутал:
По выкройке одной отмерив,
Скроил мое и чье-то время.
Сбежались швы в единый сгусток
И стал костюм мне мал и узок.
А я портному: "Милый, милый,
Вы не ошиблись ли в наметке?"
А он молчит с лицом налима
И у него во рту иголки.
А он молчит, а он молчит,
Из-под очков глядит куда-то
И тихо тканью шелестит,
И с тканью шелестит заплата.
Мне написал портной когда-то
(Портной-закройщик — не оратор):
"Я отниму у вас минуту.
Не беспокойтесь о заплате:
Носить костюм — не то, что муфту.
Он принимает форму тела
Того, кто носит. В этом дело.
И легкость шага, и терпенье
Важнее, чем мое уменье.
Не беспокойтесь об оплате,
Вы знаете: я шью в рассрочку,
Носите с Богом ваше платье,
Моя забота — швы и строчки.
Я вас увижу утром, днем ли,
У дома иль в аллее темной,
Я ваш слуга, слуга покорный,
Позавчера, через минуту,
Вчера, сегодня, завтра утром,
Когда-нибудь или когда-то –
Всегда к услугам."
Подпись.
Дата.