Екатерина Таубер: Нездешний дом

Только светлое слово услышишь опять, —
(Тем словам не забыться, не перевестись)
Невозможное можно с тем словом принять
И тебе улыбнуться, жизнь.

«Дом освещается солнцем, любовью,
Тихим течением дней…»
Так я писала, покинутость вдовью
Не сделав еще своей.

Воспоминанья пыльцой драгоценной
Тронут тут каждый предмет.
Можно ль отсюда уйти без измены,
Будущему вослед!

Ты поднял руку на прощанье
И ринулся мотоциклет
За поворот. За «до свиданья».
За все, чему «названья нет».

И у калитки, над которой
Шуршанье листьев, звездный свет, —
Я знака жду и разговора,
И зов с неведомых планет.

Мы в горы шли вдвоем, по бездорожью,
Руслом ручья и по лугам альпийским,
И было все кругом ничье и Божье,
И каждый камень над родным и близким.

И ты ушел вперед, а я отстала, —
Ты был всегда стремительный и легкий —
И солнце темно-розовым кораллом
Растаяло. Сгущалися потемки.

Но я дойду! Я отыщу по звездам
Твой путь туда, к сияющей вершине.
Пусть минул день, но ведь еще не поздно, —
Я не боюсь ни ночи, ни пустыни.

То еле слышное «спасибо»
За лучшие земные дни,
(Сквозь задыхание и хрипы,
когда мы все одни, одни…)
На койке в нищенской больнице,
Я вечно в сердце сберегу.
Пусть мне оно еще приснится
На том иль этом берегу.

Есть дни, когда всего дороже
В давно минувшее вглядеться,
На зов откликнуться дорожный
Ответным зовом в новом сердце.

Враги? — Их нет и не бывало!
Друзья? — Но с целым миром в дружбе
Теперь подходишь к перевалу,
У всех и у всего на службе.

Смириться, до конца принять
И отреченья благодать,
И скорби посланную милость.
Она свечою засветилась
В сырых пещерах катакомб.
Туда прийти, как в тихий дом
Из коридоров Колизея,
Очнувшись, до конца трезвея….
И там, где каменный алтарь,
И знаки рыб окрест, как встарь,
С гонимыми соединиться,
Перенестись — ведь нет границы!

Тот лай собак по вечерам в деревне,
Курчавый дым из закоптелых труб,
Твердят душе еще о жизни древней,
О верности забытой рук и губ;

О сдержанных обетах, о величьи
Единственной, несрочной и живой…
О всех, о всех, не знавших безразличья
До старости, до грани грабовой.

Ложатся спокойные важные тени.
Тропинка. Затерянный след.
На каменных, треснувших, древних ступенях
Вечерний торжественный свет.

Кто жил в этом доме? Распахивал ставни?
Ждал из лесу стадо назад?
Как нежно звенели копытца о камни,
Летел колокольчиков град.

Веками все крепко и прочно стояло
И прадед для правнуков строил дома
И тешился мыслью: начнется сначала —
Любовь. Примиренность. Зима.

Мне больно, что этого больше не стало,
Что скоро придут этот дом сломать…

Лицо — послушная глина.
Всю жизнь мы лепим себя,
Пленясь образцом старинным
В большой мастерской бытия

Иль вовсе ничем не пленяясь,
Лишь глядя со стороны,
Как ты или я меняюсь
От этой до той весны.

Пока то любовь, то злоба,
— Как будто взмахом резца, —
Кладет отпечаток до гроба
В улыбку, в морщины лица.

Когда же года и потери
Источат, изрежут лик, —
Смерть — мастер среди подмастерьев —
Положит последний штрих.

Окно выходило в чужие сады,
Закаты же были, как вечность, ничьи —
Распахнуты Богом для всех.

И думал стоявший в окне человек:
«Увянут сады, но останется крест
Оконных тоскующих рам

И крест на могиле твоей и моей,
Как память страданья, как вечная дверь
В распахнутый Богом закат».