Шелестя покошенной травою,
Подошла обнять опять печаль.
Пахнет опадающей листвою,
Пред глазами – сумрачный февраль,
Где ещё с тобой мы говорили,
И болело сердце всё сильней.
Помнишь раньше:
Плёнку проявили –
Чёрным стало, что бело́, на ней.
Белый снег – и чёрные сугробы
По весне, что впитывали гарь.
И, наверно, нужен свет особый,
Чтоб смотреть, не жмурясь, прямо вдаль.
Кромкой наста чёрного темнеет
Поросль леса
Сразу за песком.
Не плыви: рука уже немеет,
Не гляди на омут тот тайком. –
Всё равно снесёт рекою быстрой:
К берегу другому – путь зимой.
Костерок вдали, что тлеет искрой,
Лес притушит траурной каймой.
* * *
Вот и прожили новое лето.
Всё мерещились в доме шаги.
Было море сквозь листья в нём света,
И парили в лучах пауки.
Было ласково лето на редкость,
Лишь щемило в нём сердце не раз.
И избушки замшелая ветхость
С потолка сором сыпала в глаз.
Жалко скалились сгнившие доски,
Обнажив небо рваной дырой .
Всё летели на лампочку мошки,
Пол усыпав, как будто трухой.
Их сметала под утро,
Жалея
Разве ж бабочек кверху брюшком, –
Будто листья в прозрачной аллее
Под ногами, под первым снежком,
Все припудрены старой побелкой.
Если б можно всех к жизни вернуть!..
И по глади скользить водомеркой,
Не боясь в омут чёрный шагнуть…
* * *
Бабье лето ещё впереди,
Серебрится в лучах паутина,
Что не сбили, лупцуя, дожди.
Вся иссушена – в трещинах – глина.
Но уже леденеет к утру
Выдох озера, севший на травы.
Этот выдох с щеки не сотру…
Режет слух крик вороны картавый:
Оседлала слабеющий сук,
Что не выпустил листья по маю.
Сохнет тополь, таивший недуг,
Наклоняясь к земле, ближе к краю.
Сохнет тополь, ветвями сучит
И ломает усохшие пальцы.
И, качаясь, ворона кричит,
Что мы все в этом мире – скитальцы.
* * *
А бабье лето не сбылось.
Один лишь день и выпал тёплый.
Вернулось солнце, словно гость. –
И снова мир в дождях поблёклый:
Застиран, выцвел, спал с лица;
И блеск в глазах пропал бездонных,
Как у старухи, что конца
Ждёт, в переплёт смотря оконный,
Боясь глядеть в исход пути:
Там звёзды ночь все растеряла,
Ни зги не видно впереди
И комом снежным – одеяло.
* * *
Опять плыву по ласковой воде,
Что обнимает крепко и надёжно.
Случилось всё.
Какой ещё беде
Шагнуть навстречу так неосторожно?
Нежна вода,
И гладит, как ладонь,
И растворяет горестные мысли.
Играет рябь – гигантская гармонь.
И облака ребристые нависли.
И катит волны музыка внутри.
Приходит пьяным эхом ниоткуда,
Затягивая… узел у петли,
Не обещая, что дождёшься чуда.
* * *
Но вернулось лето помахать
Старческой ладошкой на прощанье.
К серым дням сквозь дождь не привыкать,
Что стоят вокруг стеной молчанья.
Ни словечка ни сказать о том,
Что, как птица,
Сердце чахнет в клетке,
Поклевав по зёрнышку весь корм,
Ищет жизни прожитой объедки,
Ударяет крыльями в лозу,
Что сплелась в такой надёжный домик,
Аромат тая ̶ цветов в лесу,
Будто слёзы на арене комик.
* * *
Жду покорно холодную зиму,
Ёжусь, кутаясь в мамину шаль.
Жизнь проносится суетно мимо,
И растёт с каждым часом печаль,
Словно шарик воздушный:
Так лёгок, и полощет его на ветру…
Снова люди звереют от пробок,
Пробираясь служить поутру, ̶
По полметра, рывками по снегу,
Что хоть первый, но сразу глубок.
Задыхаясь, как будто от бега,
Тянешь в лёгкие сырость и смог.
И сжимаешь всё крепче ладошку:
В пальцы врезалась шарика нить.
Вновь засыпало снегом дорожку,
И боишься свой дар упустить.