Эльвира Бочкова - Майский снег

А я уже почти и не земная –

Витаю в облаках, пока, покуда

Не позовёт в себя земля сырая

И не поможет лечь в неё простуда.

Бери от жизни всё? Берём не очень:

Не потому, что дара не осилим.

Мне голову кружúт, как омут, осень.

(Мне зря семь футов не желай под килем.)

Плыву над миром... Листья золотые –

Лишь для того, чтобы о них споткнуться

В уже полынном воздухе России

И к берегу остывшему вернуться.

Снегириное поле

«Синим пламенем гори», –

Жизни – в лоб! – не говорю.

Стайкой малой снегири

Ходят поля на краю.

Это чувствую нутром,

Ибо зренье – никуда.

...В ночь зима пойдёт на слом –

Власть, чуть свет, возьмёт вода.

Да вода ли?.. Солнца лик

Вдруг окажется таков,

Что вода, пройдя свой пик

Чуть пониже облаков, –

Снова входит в берега,

Углубляя русла рек...

...Ну и что?.. Мела пурга,

Словно вражеский набег

На бездомное зверьё

И ещё на веру вер.

Вот о поле: «Не моё», –

Скажет только изувер.

От непрошенных гостей,

Охраняя, –

Сохраним

Для гуляний снегирей

Над снегами наших зим.

* * *

...Ах, зима, не разыгрывай ровню

Молодому апрелю,

когда

Сгоряча звучных рифм колокольню

Вместе с церковкой смыла вода.

Зимний наст, он – подобие глянца,

По которому солнце течёт,

Как по маслу, – и сосен убранство

Не берёт только дворник в расчёт.

И учти – ты, зима, не актриса.

Взято солнце – рывком! – на крючок!

...Выше, выше, – чтоб звон серебристо

Колокольчиком бил в твой зрачок.

ПолÓн

Хрустит почище леденца

Свежайший снег поýтру в поле...

И нет в скворечнице скворца

Здесь, у зимы-царицы в холле.

Она, всевластная зима,

Не хочет выглядеть лахудрой –

И на бровях её сурьма

Покрыта в спешке снежной пудрой.

И что ж, что нет у ней бровей? –

Ведь снег лежит, как в вазе сахар...

И, может, сотни снегирей

На грудь приладят красный бархат.

Не отдаёт зиме поклон

Снегирь из стаи снегириной:

Пришёл к зиме – как вождь – в полóн,

А не как муж к жене с повинной.

Возьмёт питьё он? Станет пить

Из рук божественной царицы?

Всё может быть... И полюбить

Ему дано, – как вольной птице.

* * *

Не о любви, что по весне

Играет всеми красками, –

О человеческой цене,

О сердце, сжатом спазмами,

Поёт вполсилы, впопыхах

Сам человечий голос

На тех регистрах, тех верхах,

Чья выдержка не новость.

Читатель мой, догадлив ты:

Певец грешит одышкою.

...Ни столбовой тебе версты

Нет, ни трактира с «пышкою».

Певцу не петь о тех руках,

Что столь бел и женственны, –

Петь о заброшенных пеньках:

Их кольца – зри! – божественны.

С пеньков снега уже стекли,

Расплавились под солнышком.

...На теле матушки-земли

Чернеют кой-где гнёздышки,

Но в них – ни живности, ни птиц,

Сюда не долетевших

Из-за морей,

Из заграниц,

В еде поднаторевших.

* * *

Ты понял всё: да, я – другая.

Из женщин тех, чей путь во мгле.

Листва осенняя, сгорая,

Найдёт приют в сырой золе.

...Сама в себе, – но... после смерти,

Чтоб постепенно оживать

Зерном, созревшим раз в столетье.

Хлеб из него тебе жевать

И с удовольствием, и с чувством,

И не стыдиться пищи пищ...

...Я шла во мгле, живя искусством,

Чтоб взял плоды из пепелищ.

* * *

Когда тепло идёт напропалую, –

Разбив ледовый панцирь на куски,

В стекло окна свои вонзают пули

Идущие на приступ сквозняки.

Отверстие с растущими лучами

Всё ширит, ширит ореола круг...

Идёт сквозняк, ворочая плечами,

И – хруст такой, как будто рубят сук

У высохшей, без возраста осины!..

Все сучья ей под ноженьки легли.

...А были ль в том её мечты повинны

Иль та же неустроенность земли?

Как холодно! И разум мой отныне

Не скажет мне, откуда в теле дрожь.

Мне холодно, хотя – жара в пустыне

Знавала пулю, шашку, петлю, нож.

Не впрок кусок, пока вода далёко:

К ней подползёшь – остудишь рот глотком.

...Идёт тепло, пронзившее до срока

Твоё живое сердце. Прямиком.

* * *

Я о душе, что мне близка

Своею сдержанностью внешней,