Эдуард Асадов - Судьбы и сердца

Словно что-то вымолвить хотела,
Но опять поникла в забытьи.
Врач спросила Варю: — Вы свои?
Вы подруги? Как здесь было дело?

Впрочем, можно говорить в пути.
Вы могли бы ехать? Дайте свету!
Да, все ясно… тише… не трясти…
На носилки… так… теперь в карету!

Варя быстро обернулась к мужу:
— Знаешь, нужно что-то предпринять! —
Я поеду. Вдруг ей станет хуже,
Может, дома дети или мать…

Улыбнулась: — Не сердись, мужчина,
Ты ступай к гостям, а я потом, —
Резко просигналила машина
И, взревев, исчезла за углом.

Врач вошла с чеканностью бойца
И сказала, руки вытирая:
— Под лопаткой рана ножевая,
И вторая — поперек лица.

Но сейчас ей легче, и она
После операции уснула. —
Варю угнетала тишина,
Варя быстро поднялась со стула:

— Надо как-то близких отыскать —
Брови, дрогнув, сдвинулись слегка. —
И какая поднялась рука
Так девчонку располосовать!

Доктор чуть качнула головой:
— Странно, вы чужая ей… а впрочем,
Вы правы, и скверно то, что прочим
Это странным кажется порой.

— Эта сумка, — молвила Варвара, —
Локтем крепко стиснута была,
Несмотря на два таких удара,
Женщина все сумку берегла.

Видно, там не шпильки и не ленты.
Вот возьмите, надо бы прочесть.
Верно, здесь бумаги, документы,
Имя, адрес в них, наверно, есть.

— Сумка? — Доктор сумочку взяла,
Быстро наклонилась, открывая,
И сейчас же посреди стола
Лента развернулась голубая…

Вслед за нею, как птенцы из клетки,
Выпорхнули дружно распашонки,
Чепчик, две батистовых пеленки
И смешные детские баретки…

И глаза у докторши суровой
Как-то вдруг заметно потеплели:
— Целый гардеробчик малышовый!
Только как же быть нам в самом деле?

Это мать. И молодая явно.
Подождите, вот и паспорт здесь:
Громова Галина Николавна…
Теплый переулок. Двадцать шесть.

Вы помочь нам, кажется, готовы?
Хорошо вы знаете Москву?
— Теплый переулок? Доктор, что вы,
Я же в переулке том живу!

Только что нам делать с малышом? —
Доктор улыбнулась: — Погодите,
Все сперва узнайте, а потом
Нам сюда немедля позвоните,

Едет беспокойная душа.
Мчит, считает каждый поворот!
Только пусть уж едет не спеша,
Ибо никакого малыша
В той квартире Варя не найдет…

Над Москвою полог черно-синий,
В нем мигают звезды иногда.
Нынче плохо Громовой Галине,
У Галины Громовой беда.

А пришла беда совсем нежданно,
Наглою ухмылкой скаля рот,
В образе тупого хулигана
В переулке, около ворот.

Друг читатель! О судьбе Галины
Мы на миг прервем с тобою речь.
Нет беды на свете без причины.
Так неужто зла нельзя пресечь?

Может статься, где-то рядом с нами,
Может быть, у чьих-нибудь дверей
Бродят люди с черными сердцами,
Водкой накачавшись «до бровей».

Да, сегодня горе у Галины.
И, читатель, ты хотел бы знать:
Правда ли, что не нашлось мужчины
Руку хулигана удержать?

Многие кивнули б головою
И сказали: мы не знали, нет.
Многие б сказали так… Но трое
Лишь глаза бы спрятали в ответ.

Взгляд отвел бы инженер, тот самый,
Что домой в тот вечер шел с работы.
Да, он видел, как у поворота
К женщине пристали хулиганы.

Увидав, он очень возмутился
(Про себя, конечно, а не вслух).
И, проворством посрамляя мух,
В дверь подъезда, будто в щель, забился.

А бухгалтер Николай Иваныч,
Что живет на первом этаже,
Он любил, окно раскрывши на ночь,
Покурить, листая Беранже.

Как же он? Забил ли он тревогу,
Видя, как два хмурых хулигана.
Сквернословя мерзостно и пьяно,
Преградили женщине дорогу?

Николай Иваныч, что ж вы, милый!
Вы ли в этот вечер испугались?
Вы ж частенько похвалялись силой,
Вы ведь даже боксом занимались!

Если ж страх шептал нам, что без толку
Рисковать вот этак головой,
Ну сорвали б со стены двустволку!
Ну пальнули б в небо раз-другой!

Ну хоть закричали б, в самом деле,
Прямо из окна! — Не троньте! Прочь! —
Только вы и крикнуть не посмели,
Видно, страх непросто превозмочь…