И обедневшие глаза подняв,
Я вопрошал угрюмо имя Бога…
Был кроткий день, благоуханье трав,
Свет святости. И белая дорога.
Но что-то мне мешало быть святым…
Не то ль, что я всему искал названье?
И вот не день, а черно-бурый дым
Окутал вдруг мое существованье…
Огромная природа в темноте
Змеей грозящей раздвигала звенья…
Я шел по первозданной пустоте,
Но даже ей искал определенье.
Упорство мысли! Каменный язык!
Единоборство духа и приманок!
Наклеивать аптекарский ярлык,
Чтобы пустых не перепутать банок.
«Как нежен слабенький росток…» [66]
Как нежен слабенький росток
В огромном поле…
Но выйдет из него цветок
По Божьей воле.
Ручей медлительно течет
В долине долгой…
Но и его большое ждет —
Он будет Волгой.
И, позабыв невинный век
Спокойной пашни,
Неугомонный человек
Стал строить башни…
Друзья, поймете ли меня?
Все это просто:
Одна есть радость бытия —
Возможность роста.
«Когда осеннею порою…» [67]
Когда осеннею порою
Слетает желтая листва
И падает передо мною,
И шелестит едва-едва,
Мне кажется тогда — быть может,
Со мной природа говорит,
И сердце оттого грустит,
Что понимать оно не может.
«Восседает Господь на престоле небес…» [68]
Восседает Господь на престоле небес,
Окружен серафимов толпой,
И пространство, и время, и меру, и вес
Назначает Он правой рукой.
И на левом плече белый голубь сидит,
Роза мудрости в левой руке…
Роза алая вечно цветет и грустит
И ласкается голубь к щеке.
А вокруг хороводы хрустальных планет,
И на каждой архангелов рой,
Но ни пенья, ни света, ни ангелов нет
Лишь на темной планете одной.
И когда, рокоча и свершая свой круг,
Черным камнем она пролетит —
Бледно-белой становится роза и вдруг
Голубь крыльями бьет и дрожит…
…О душа, это сказка, не плачь, не хули,
Ты плывешь на высокое дно,
И высоко над миром несется оно —
Несравненное горе земли…
Я стою пред тобой — неподвижен, смущен,
И стоишь ты и нем, и недвижен…
Сколько темной воды утекло с тех времен,
Как тебе этот камень воздвижен…
Ты был юным тогда, я — давно стариком,
По Элладе нам путь был единый,
И был каждому греку твой голос знаком
И мои вековые седины.
Аполлон, Аполлон, не богов ли удел
Быть забытыми в темном музее?
Я же с каждой весной молодел, молодел,
Нашей старою дружбой пьянея…
«…А потом завыли Вии…» [70]
…А потом завыли Вии,
Трубный голос прозвенел,
Страшный Ангел лик России
Маской на себя надел…
Лютый Ангел труп Мессии
Взнес над грудой темных тел…
Клокотали и гудели
Недра яростной земли,
Лавой пламенной мятели
Расплавляли корабли…
…Славить рока злые цели
Херувимы не могли…
А потом, когда не стало
Ни морей, ни кораблей,
Маска с Ангела упала
Среди пепельных полей…
…Снег пошел. Россия встала
И пришел Мессия к ней…
«Обладают прихоти природы…» [71]
Обладают прихоти природы
Чудодейственною простотой
Облака — земные поят воды
Облака — питаются водой.
Но подавлен грозною работой
Рек небесных и юдольных рек
В центре вечного водоворота —
Неподвижен сложный человек.
Это он — изобретатель Леты,
Неповторной и глухой воды,
И его вопросы и ответы —
Вымысла мутнейшего плоды…
«Я шел молитвенно и тихо…» [72]
Я шел молитвенно и тихо
По улице, среди людей,
Среди веселья и шумихи,
В тумане горести моей…
В руке, завернутый в бумагу,
Повис чудовищный предмет…
Я шел, не прибавляя шагу, —
Так много дней, так много лет…
Я нес… О, пощади… Не крепок
Весь этот мир и я с тобой…
Я лика умершего слепок,
Бездушный оттиск нес домой.
Так. Это все, что мне от друга
Осталось на земле хранить.
О, пальцы, скрюченные туго,
Вам — тяжести не уронить…
Читать дальше