Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том второй. Лирика, повести в стихах, сатира, пьесы

Кого же там он судит?
Кто новой жертвой будет?
Нет, вызванный к судье,
Не за столом судейским,
А рядом с полицейским
Сидит он на скамье…

В комиссии сената
Он чистил всех когда-то
Безжалостен и строг.
И так «очистил» Штаты,
Что совершил растраты
И угодил в острог.

В газетах сказано о том,
Что продан Диккенсовский дом.

Публично, именем закона,
Дом «Копперфильда» и «Сверчка»
Оценщики аукциона
На днях пустили с молотка.

Бедняга Диккенс много лет
Лежит в Вестминстерском аббатстве.
Он не узнает из газет
Об этом новом святотатстве…

Клубится лондонский туман
И с фонарями улиц спорит,
Как в дни, когда писал роман
Покойный автор «Крошки Доррит».

По-прежнему издалека
Мы слышим крик зеленщика,
И запах устрицы и травки
Доносится из ближней лавки.

Во мгле, продрогнув до костей,
По переулкам бродят дети…
Но нет уж Диккенса на свете.
Певца заброшенных детей.

Его уж нет. И продан дом,
Где жил поэт, чудак, мечтатель.
Пойдет ли здание внаем
Иль будет отдано на слом, —
Решит случайный покупатель…

Будь этот дом в стране труда,
А не в краю капиталистов,
Его бы, право, никогда
Не описал судебный пристав.

В музей он был бы превращен,
Очищен от столетней пыли.
Туда бы школьники ходили
По воскресеньям на поклон.

И вновь бы ожил дом холодный,
Видавший столько перемен…
Среди его старинных стен
Не умолкал бы шум народный.

Согрел бы их людской поток.
И жадно слушали бы дети,
Не затрещит ли в кабинете
Приятель Диккенса — сверчок…

Если спросите: откуда
Изгнан старый Гайавата,
Я скажу: из Голливуда,
Я отвечу вам: из Штатов.

Те, кто любит в день погожий
Слушать древние сказанья,
Спросят, может быть: за что же
Гайавате наказанье?

Я отвечу им: Поквана —
Трубка Мира — виновата
В том, что вынужден с экрана
Удалиться Гайавата.

Вы узнáете, в чем дело,
Прочитав две-три цитаты
Из описанных Лонгфелло
Похождений Гайаваты:

«…Из долины Тавазэнта,
Из долины Вайоминга,
Из лесистой Тоскалузы,
От скалистых гор далеких,
От озер страны полночной
Все народы увидали
Отдаленный дым Покваны,
Дым призывный Трубки Мира…»

Голливуд, читая строки
Из народного сказанья,
Обнаружил в них намеки
На Стокгольмское воззванье.

Сразу отдал он команду:
«Чтоб спасти от бунта Штаты,
Прекратите пропаганду
Коммуниста Гайаваты!..»

Французская почта
В Советский Союз
На днях возвратила посылку.
В почтовой посылке чиновник-француз
Узнал по обложке «Мурзилку».

— «Мурзилка!» — испуганный цензор вскричал
И весь покраснел — до затылка. —
Ведь это же школьный
Крамольный
Журнал
С названием страшным: «Мурзилка»!

Отправить назад он велел этот груз —
Учащихся орган печатный.
С французской границы в Советский Союз
Помчалась «Мурзилка» обратно.

А так как известно, что я состою
Сотрудником нашей «Мурзилки»,
Французским властям я вопрос задаю
По поводу этой посылки:
Какую опасностью Брюн или Кэй [8] Шарль Брюн и Анри Кэй — бывшие министры внутренних дел во Франции. (Прим. автора). ,
Была продиктована мера,
Закрывшая доступ «Мурзилке» моей
В отчизну Вольтера,
Мольера?

Мы знаем, почтенные Брюн или Кэй,
У вас не трясутся поджилки
При виде заморской стряпни для детей
Где столько убийц и зарытых костей.
(Чего не бывает в «Мурзилке».)

Зачем о свободе печати кричать
Пред каждою выборной урной?
Одна у жандармов свободна печать,
А именно: штемпель цензурный!

Когда-то, много лет назад,
Желая римлян огорошить,
Властитель Рима ввел в сенат
Свою оседланную лошадь.