Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том четвертый. Статьи и заметки о мастерстве.

Есть гвоздочки золотые
И колки для звонких гусель.
Но теперь нужны и струны.
Целых пять достать их надо,
А без струн играть не будешь.

Старый, вещий Вейнемейнен,
Он искать пустился струны,
Струны тонкие для гусель.
И дорогою в долине
Молодую видит деву.

Девушка не плачет горько
И не слишком веселится.
Просто — песню напевает,
Чтоб скорее минул вечер
И пришел ее любимый.

Старый, вещий Вейнемейнен
Сапоги свои снимает
И, подкравшись к юной деве,
Говорит слова такие:

— Пять волос твоих, девица,
Дай для кантеле на струны,
Добрым людям на утеху!

И без ропота девица
Пять волос дала тончайших,
Пять иль шесть нежнейших прядей
Вейнемейнену на струны,
Добрым людям на утеху.

Вот и кончена работа, —
Вышло кантеле на славу.
Вещий, старый Вейнемейнен
Сел на плоский серый камень,
На гранитную ступеньку.

Взял он гусли осторожно,
В руки взял земную радость,
Выгибом поставил кверху,
А основой — на колени.
И настраивает струны,
Согласует их звучанье.

Наконец, настроив струны,
Короб кантеле кладет он
Поперек своих коленей,
Нáискось слегка поставив.

Опускает он на струны
Ногти рук своих проворных.
Пять его искусных пальцев
По струнам перебегают,
Перепархивают ловко.

Так играет Вейнемейнен,
Отогнув большие пальцы,
Струны чуть перебирая.

И откликнулась береза,
Дерево заговорило
Всей листвой своей зеленой,
Всеми гибкими ветвями,
Звонким голосом кукушки,
Нежным волосом девичьим.

Заиграл он побыстрее —
Громче струны зазвучали.
А кругом трясутся горы,
Валуны, катясь, грохочут,
В море падают утесы,
Мелкая скрежещет галька.
Пляшут сосны на вершинах,
Пни обрубленные скачут.

Дéвы Калевы и жены,
В хижинах шитье оставив,
Как река с горы, бежали,
Как поток весенний, мчались.

Шли, танцуя, молодицы,
Шли степенные старухи —
Вейнемейнена послушать,
Похвалить его искусство,
Рокот струн звонкоголосых.

Из мужчин, кто был поближе, —
Шапку снял и слушал тихо.
Женщины стояли молча,
Подперев руками щеки.
Девушки роняли слезы,
Головы склонили парни
И внимали вечным рунам,
Пенью нежному березы.

Все уста одно шептали,
Языки одно твердили:
— Никогда никто не слышал
Музыки такой приятной
С той поры, как светит солнце,
Золотится в небе месяц!

Далеко, за шесть селений,
Пенье кантеле звучало.
И селенья опустели.
Все, что было там живого,
Побежало слушать гусли,
Струн приятное звучанье.

Слушали не только люди, —
Звери дикие лесные
На своих когтях сидели,
Пенью кантеле внимая,
Удивляясь нежным звукам.

Опустились с неба птицы
И расселись на деревьях.
Разные морские рыбы
К берегам подплыли близко.
И бесчисленные черзи
Из земли ползли наружу,
Чтобы слушать, изгибаясь,
Гусель нежное звучанье,
Радость струн звонкоголосых.

Тут уж старый Вейнемейнен
Показал себя на славу.
Он сыграл им хорошенько,
Очень чисто и красиво.
День играл, другой и третий.
Все в один присест играл он,
Обуви не сняв ни разу,
Пояса не распуская.

Он играл в своем жилище,
Между стен своих сосновых,
И гудела крыша дома,
Сотрясались половицы,
Окна весело смеялись,
Потолки и двери пели,
Каменная печь плясала,
Притолочный столб качался.

Поднял гусли Вейнемейнен
И пошел зеленым лесом,
А потом сосновым бором.
Ели низко наклонялись,
Сосны головы сгибали.
Шишки с них валились градом,
Сыпались дождем иголки.

А пошел он через рощи,
По лесным побрел полянам, —
Рощи радовались гуслям,
И поляны веселились.
А цветы медовой пылью
Усыпали путь-дорогу.

Безутешный Ильмаринен
Горько плачет вечерами.
По ночам не спит, а плачет,
Белым днем не ест, а плачет.
Жалуется ранним утром,
На закате причитает.

Нет его супруги юной,
Спит красивая в могиле.
Позабыл он свой тяжелый
Молот с медной рукоятью.
Кузница его умолкла
Не на день — на целый месяц.

Вот идет второй и третий,
Настает четвертый месяц.

Встал могучий Ильмаринен,
Золота достал из моря,
Серебра — со дна морского,
Съездил в лес тридцатикратно,
Множество свалил деревьев
И пожег стволы на угли.